Михаил Ландбург - Посланники

- Такова жизнь…

Тряся подбородками, женщина попыталась уточнить:

- Вот эта самая?

- Эта…- вздохнул мужчина. - Другой не будет...

Перед нашим столиком вырос старичок – выпуклые глазки, маленькие ушки, крохотный ротик, хрящеватый нос. Скрестив на груди короткие ручки, он пристально посмотрел на меня. Я догадался: человека искушает желание заговорить.

Я помог.

- Что, приятель?

- Я из Австралии, - опустив ручки, торопливо проговорил старичок. - Турист. Жена меня послала. "Разузнай, - велела она, - как там, в Израиле. Вдруг, пригодится…"

Я подумал: "Мир пополнился ещё одним посланником..."

Старичок подёргал плечиками и снова ручки скрестил.

- Где-то я тебя видел, а вот где – вспомнить затрудняюсь.

Закатив глаза, я сказал:

- 2001-ый год... Футбольная арена центрального стадиона в Тринидаде. Я забил гол…

- Вот-вот…- на лице старичка выступило выражение кота, который, прогуливаясь по комнате, вдруг замер, заметив пролетающих за окном птичек, его губки растянулись в улыбке, а в синих глазках блеснул счастливый лучик. - Великолепный гол! Так это было в Тринидаде?

- Конечно! Где же ещё, если не в Тринидаде?

- А-а-а, - захлёбываясь от восторга, старичок поплевал себе в ладошку. - Каков мир, а? До чего обворожителен, не правда ли?

- Более того… - отозвался я.

Старичок радостно взвизгнул, закатил глазки и резко развернулся – понёс себя в туалет. По дороге, словно пингвин, он взмахивал короткими ручонками.

За соседним столиком мужчина спросил свою даму:

- Ты не считаешь, что в сердце может образоваться раковая опухоль?

Женщина всхлипнула:

- Зачем ты снова об этом?

Мужчина повертел головой.

- Я всё же думаю, что может.

- Ты бы не мог думать о чём-то другом? - попросила дама.

Что ответил мужчина, я не расслышал.

- Ты был футболистом? - осведомилась Лия.

- Нет, - признался я, - футболистом я никогда не был, и в Тринидаде тоже никогда не был, но почему не прийти на помощь человеку, теряющему память?

- Ты очень добр.

- Это верно.

- И лжив.

- Зато по ночам я веду себя правильно .

Лия опустила глаза.

Я проследил за выражением её лица. Оно было угрюмым, даже удручённым.

Вытянув шею, я губами коснулся Лииных волос.

- Улыбнись! - попросил я. - Улыбка сближает…

- Кого?

- Себя с собой…

Мужчина за соседним столиком вновь спросил:

- Знаешь, на что похож сегодняшний мир?

- На что? - насторожилась дама.

С вызовом в голосе мужчина сказал:

- На изувеченный негатив, оставшийся от утерянной фотографии, -

Я повернул голову.

- Что ты там высматриваешь? - спросила Лия.

- У мужчины смятенный вид. Не знаешь, отчего у людей бывает смятенный вид?

Лия прищурила глаза.

- Нет, - отстранённо сказала она. - Зачем ты разглядываешь меня?

Стыдливо пряча глаза, я признался:

- Ночью, выдавая себя за офтальмолога, в мой сон наведался Создатель и, старательно оглядев меня, пришёл к заключению, что я страдаю тяжёлой патологией жаждущих любви глаз.

Лия перегнулась через столик.

- Ты Ему доверяешь?

- У меня полное доверие и к Нему, и к себе, - проникновенным голосом заметил я. - Было бы совсем уж замечательно, если бы и ты примкнула к нашей компании.

Лия потеребила меня за плечо.

Я оживился, подумав, что французы правы, когда утверждают, что никогда не бывает так хорошо или так плохо, как это себе представляешь.

Мужчина за соседним столиком сказал: "Будет дождь".

***

После завтрака мы бродили по Яд ха-Шмона. Мир был наполнен благостью: и это утро, и полевые цветы на лужайках и гостиничный домик. Возле заборчика с синей калиткой я заметил бочку, которая почему-то слегка раскачивалась. В голове промелькнуло: "Неужели вернулся Диоген?" Я заглянул в бочку. Диоген отсутствовал. В бочке занимались любовью кошки. "Вот кому жизнь в радость!" - подумал я и испытующе посмотрел на Лию. Её глаза показались мне неестественно большими, а дыхание выдавало неясную взволнованность.

Я напрягся.

- Лия! - позвал я.

Её глаза потемнели.

- У нас всё нормально?

Лия смотрела на меня долгим блуждающим взглядом.

- У тебя отстранённое лицо, - сказал я.

- Разве?

Я взял её руку и чуть стиснул.

- Мне кажется, ты что-то скрываешь.

Лия руку высвободила и сдавленным голосом проговорила:

- Мне надо побыть одной.

"Побыть одной" – я прислушался к биению моего сердца. Биения не было. И мыслей не было. Кроме одной.

- Ты меня гонишь? - спросил я.

Лия порывисто обернулась.

- Нет, не то… Я хочу, чтобы нам…Очень хочу…Чтобы мы…Но сейчас я…После того, как ночью в мой сон наведался мужчина…

- Мужчина?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Лия

"Настолько многообразно и пестро наше внутреннее строение, что в разные моменты мы не меньше отличаемся от себя самих, чем от других".

Монтень. «Опыты»

Он появился, когда я сидела на веранде гостиницы.

- Чаем не угостите? - спросил, и на его губах выступила загадочная усмешка. – Во мне кровь совсем остыла.

Я вынесла на веранду чайный столик, зажгла лампу.

Мой гость задыхался, словно страдал от избытка кислорода, и весь его облик имел неопределённый вид – не то молодого человека, не то совершенного старца.

Он представился:

- Покойник! От слова "покой! Меня убили в 1944 году. С тех пор я пребываю в покое…

У него был молодой отдохнувший вид, а вместе с тем запавшие щёки и странные, неуверенные движения – ступал он по земле так, будто кто-то сзади ударяет по его ногам жёсткой плетью. От его сильно потёртого пиджака исходил запах взрыхлённой земли. Мы пили чай, и я оказалась вовлечённой в общение с существом, слова которого вызывали во мне острое любопытство и не менее того – желание в чём-то не соглашаться. Останавливала мысль: "Что возьмёшь с покойника?" Испытывая неловкость от создавшейся ситуации, я поглядывала на моего гостя как бы вскользь, исподтишка. Меня поражала его голова, покрытая наполовину седыми, наполовину жгуче-чёрными волосами.

- Но если вы…То есть, каким образом вы сумели пробраться в Яд ха-Шмона? - полюбопытствовала я.

Губы мужчины исказились. Послышался холодно-назидательный тон.

- Мне бы не хотелось говорить о технических деталях.

Тогда я спросила:

- Что привело вас сюда?

Его глаза, казалось, не открывались, тем не менее, я ощущала на себе их колючий, осуждающий взгляд.

Его губы произнесли:

- Эсхил ошибался, полагая, что "убитым всё равно, будут они спать или опять поднимутся". На самом деле убитым не всё равно! Когда-то на этой земле жили мы, но наступил час жить здесь другим.

Он помолчал. Потом сказал:

- Я пришёл предостеречь.

- От чего?

Его глаза вдруг широко раскрылись и наполнились такой отчаянной тревогой, словно увидели перед собой обречённое существо.