Аркадий Крупняков - Марш Акпарса

— Что ж, Андрюшенька,— сказал Иван,— по-твоему, пока римский кесарь того не испробует, нам и начинать нельзя? А еже­ли он еще и двадцать лет до подобного не додумается — нам ждать прикажешь?

— Приказывать — дело не мое. У меня совета спросили, я сказал.

— А как иные воеводы думают?

— Нам римский кесарь не указ,— произнес Шереметьев,— нам Казань взять надо.

— Совет гож,— согласился главный воевода Старицкий.

— А раз гож, стало быть, завтра же все как следует переина­чить. Ты, Андрюшка, и ты, Иванка, в полки идите и все как следует растолкуйте. Да и глядите мне! А то у нас все тюк на крюк делают. За людьми нужен глаз да глаз.

— Доглядим, государь,— ответил дьяк Выродков.

— А теперь князя Акпарса послушаем. Что у тебя за дело?

— Только что прибежал ко мне от мурзы Япанчи переметчик, сказывает он, что собрали татары луговых и арских людей под ру­кой Япанчи да Евуша числом тридцать тысяч за Казанью и хотят нам в спину бить. Больно плохо, если так будет. Я пришел сказать.

Царь поглядел на Старицкого, спросил строго:

— Как главный воевода о сем мыслит?

— Кто бы мог подумать?

— Как это кто? Что у тебя, доглядчиков мало? Да ты допреж чем к главному делу приступать, на сто верст окрест должен был все разведать.

— Може, брешет твой переметчик? — спросил Акпарса воевода Ромодановский.— Може, пакости ради он врать прибежал?

— Я ему верю, князь,— ответил Акпарс.— Япанча на такие дела мастак. Большой урон может сделать.

— Плохо воюем, князья, плохо,— вздохнув, произнес царь,— так до зимы у города протопчемся, заживо тут сгнием. Давно по­велел я реку Казанку, что в крепость заходит, загородить и воду у казанцев отнять. Перебежчики баяли, что боле воды в крепости взять неоткуда. Время прошло немалое, теперь пора бы осаж­денным от жажды всем передохнуть, а они, по-моему, и в ус не дуют. Видно, еще где-то воду нашли? Разведали о том? Знаю— не разведали.

— Позволь слово сказать, государь?

— Говори, Адашев, говори.

— Вчерась прибежал к нам из Казани мурза Камай. Сказы­вал, что есть у казанцев тайник у Муралеевых ворот, и ходят они по подземелью к тайному ключу и воду там берут и нужды в

ней не знают. Мы с князем Серебряным начали рыть под тот ключ подкоп и думаем воду взрывом отнять.

— Скоро ли подкоп будет готов?

— Неделю, может, чуть боле придется подождать.

— Торопитесь! А ты, Выродков, хвастался башней высочен­ной, с колесами. Готова ли та башня?

— Готова была, государь, да бог нам не помог. Удумали мы на ту башню не токмо воев с пищалями сажать, но втянуть на нее пушки. И башня, не выдержав, рухнула, да людишек кое-ка­ких поуродовала. Теперь мы иную башню строим в четыре ряда, на каждом по две пушки поставим и тогда уж подкатим к кре­пости беспрепятственно. Днями готова буде, а потом...

Вдруг за шатром поднялся какой-то шум В шатер вбежал князь Мстиславский, за ним ворвался ветер, потушил все свечи.

— Беда, государь мой!—крикнул в темноте воевода.— Вороги налетели на обозы наши, телеги все разметали, слуг поубивали да в полон взяли, добро все с собой увезли. Наскочили, ироды, нежданно, мы даже погоню послать не успели.

— Это Япанчи дело!—воскликнул Акпарс.— Значит, засеки они уже укрепили.

Иван рывком поднялся со стула, скинул шубу, отбросил ногой газ так, что уголья разлетелись по шатру.

— Князь Александр Борисович!

— Тут я, государь,— отозвался Горбатый-Шуйский.

— Бери от большого да от царского полков по две тысячи, в товарищи возьми князя Акпарса с его полком, отыщи на засе­ках того Япанчу, истреби его.

— Исполню, государь. Только позволь моих конников взять.

— Бери.

— Пойдем, князь Акпарс.

Идет десятый день подкопа под Муралеев родник. Санька со своей тысячей десять дней не видел свету. Копаются в земле ратники, будто кроты, ведут нору все ближе и ближе к цели. На коленях в специальных мешках вытягивают откопанную глину, по цепочке передают наверх. Подпоры ставят через каждые три са­жени.

Вечером десятого дня Саньке донесли, что над проходом слышны голоса. Он немедля пробежал к забойщикам, прислу­шался, и верно: над головой раздаются глухие разговоры, звон кувшинов, плеск воды. Повелев дальше не копать, а только рас­ширить место для зелья, Санька побежал к воеводе Василию Се­ребряному. Быстро позвали розмысла, дали знать государю. Мин­ных дел мастер немедля же осмотрел горно и проход и сказал,

что для взрыва надо заложить одиннадцать бочек пороху. Но­чью привезли бочки, вкатили их в горно. Минный мастер велел сначала открыть две бочки и порох высыпать на пол горна, уст­ланного сеном. Потом велел открыть восемь бочек и перевернуть их открытой частью вниз, расположить на рассыпанном порохе. Порох последней бочки рассыпали дорожкой по всему проходу до выхода, закрыв выход соломой (не дай бог, порох до утра от­сыреет), доложили царю, что мина готова. Ночью все беспокои­лись—дело-то новое, необычное.

На рассвете Иван Васильевич с воеводами осторожно подошел к подземной галерее и велел начинать.

Розмысл вынул изо рта трубку, открыл дверцу прохода и, при­сев на корточки, вытряхнул на пороховую дорожку комочек го­рящего табака. Зелье вспыхнуло — и оранжевый огонек, припля­сывая, побежал по пороховой дорожке.

— Мы путем считайт до пятдесат и токта путет срыф!—ска­зал минный мастер, набивая трубку новой порцией табака.

Все напряженно стали глядеть в сторону Муралеевой башни. Но что это? Розмысл довел счет до семидесяти, до восьмидесяти, а взрыва все нет.

— Не надо потрефошится,— успокаивал царя минный мас­тер,— порох пот семля корит плохо. Сейчас путет срыф.

Когда счет дошел до ста пятидесяти, он сокрушенно сказал:

— Я стелал все верно. Мошет пыть, обвались галерей?

— Кто вел подкоп?—крикнул сердито царь.— Кто?!

Санька взглянул на перекошенное от злобы лицо государя и,

ничего не ответив, бросился в проход. Он бежал, склонившись, по темной галерее, изредка ощупывая рукой теплую дорожку от сго­ревшего зелья. Вдруг его ладонь почувствовала что-то сырое и холодное. Под рукой лежал ком влажной глины. «За ночь про­сочилась вода,—догадался Санька,—и глина, размокнув упала на дорожку. Что делать?» Возвращаться назад было опасно. Кто знает, что придет в голову разгневанному царю?

Санька шагнул вперед и вдруг почувствовал под ногой что-то твердое. Это была оставленная здесь кем-то кирка. И решение пришло мгновенно. Санька схватил кирку и принялся выдалбли­вать в боку прохода нишу. Мягкая глина поддавалась легко, и скоро была готова выемка, достаточная для того, чтобы спря­таться в ней. Санька вытер о штаны руки, достал кресало и вы­бил искру. Потом перекрестился и бросил дымящийся трут на пороховую дорожку.