Аркадий Крупняков - Марш Акпарса

— Ешка! Спаситель мой!—Топейка кинулся к попу, облапил его, расцеловал. Сарвай и Эшпай степенно поздоровались с Аказом, Ешкой и Санькой.

— Садитесь все за стол,— предложил Аптулаг и снова ушел за мясом.

Обед начался в молчании. Сарвай и Эшпай с любопытством разглядывали Саньку. Ешка уже побывал в их илемах, а Саньку они видели впервые. Никто не заметил, как к столу подошел Атлаш.

— Мир вам, люди.— Атлаш снял шапку, заткнул за пояс.

— Входи с добро«,— ответил Аказ и подвинулся на скамье, освобождая для Атлаша место.— Будь гостем.

— Я не гостить пришел.— Атлаш исподлобья глянул на Ян­гина.— Я с жалобой, Аказ. На твоего младшего брата. Без тебя он тут начал много своевольничать. В чужих лужаях распоряжа­ется, как в своем. Пакмана оскорбил.

-- Ему рыло набить надо!—крикнул Янгин. 9

— Пусть Пакман молод, но он теперь лужавуй. Он за столом совета старейшинам ровня. Сказали мне, что вы собираете лужавуев — почему Пакмана не позвали, почему меня не позвали?

— Да ты садись за стол,— снова предложил Аказ.— Давно я тебя не видел.

— Болею часто.— Атлаш сел на край скамьи.

— Да-да,— заметил Янгин.— Болезнь твоя коварна. Она тебя терзает всякий раз, когда надо общие дела делать. Когда надо было второй раз в Москву идти, ты заболел. Но стоило нам тро­нуться в путь, как ты сразу выздоровел и побежал в Казань.

— Ты говоришь неправду!

— Неправду? Хлеб и мясо горному полку ты не дал, людей для ополчения не послал. Все болел. Пакман под твою дудку пляшет.

— И это ложь. Сейчас Пакман собирает людей. Я триста че­ловек к нему послал. И хлеб и мясо. А ты нас на совет не позвал.

— Ты сам же говоришь, что болел. Вот тебя и не позвали. Пришел — спасибо. Послушай, что нам скажет воевода из Свияжска. Он только что от царя.— Аказ кивнул головой в сторону Саньки.

— Послушаю с охотой.

Санька встал и начал говорить:

— Великий государь велел передать вам, что он горными людьми зело доволен. Велел сказать, что обещание свое помнит. Свое и ваше. Что скоро на Казань пойдут рати, а путь их будет тяжек. Впервые возьмут большие пушки и стенобитные машины. Поскольку много будет зелья и ядер для пушек, кормов с собой полки не берут. Иван Васильевич надеется на вас. Хлеб, соло­нина, крупа, овес должны быть в Свияжске, в запасе.

— Мы эту работу начали,—сказал Сарвай.

— И вот еще: в минувшие походы для ратников царя любая тропка была пригодна.— А ныне пушечный наряд тяжелый, потре­бует настильные мосты и гати. И вы обещали их изготовить.

— И это начато,— ответил Эшпай.

— Я что-то не заметил. Ехал по земле вашей — мосточки ветхи, а местами и вовсе нет.

— Он ехал по твоей земле, Атлаш,—сказал Янгин.

— Я о мостах впервые слышу.

— Да? Когда к тебе приходил посыльный, ты сразу заболел.

— Не будем спорить,— сказал Аказ,— языком дороги не по­чинить. Мамлей, сколько при тебе людей?

— Пока пятьсот.

— Бери их всех. Пройди по берегам до реки Пьяны, все мосты изладь, уделай переправы, гати.

-- Все сделаем...

— Топейка! Твои лихие сотни пойдут в другую сторону. К Алатырю.

— Сказано — сделано.

— Ковяжу остается Сурская дорога, а ты, Атлаш, скажи Пакману, чтобы чинил путь от Юнги к Волге. Помоги ему сам.

— Он нам починит,—Янгин махнул рукой.

— И вас я, старики, прошу: поезжайте по домам и, сколько вам указано, везите муку и мясо в Свияжск. Ты понял, Атлаш? Не увезешь — царь не помилует тебя.

— Три шкуры спустит! — крикнул Янгин.

Атлаш встал из-за стола, надел шапку, сказал зло:

— Вот-вот. Мурза по шкуре с нас спускал, а царь сразу три.

— Тебя мурза щадил, и шкура твоя цела.

— Спасибо за еду. Мне пора.

— Не спеши, посиди.

— Мне своя шкура дорога. Надо дороги чинить.— Атлаш, круто повернувшись, зашагал к берегу.

— Напрасно, Саня, ты при нем рассказывал,— заметил Ян­гин, когда Атлаш скрылся.— Он сейчас поскачет в Казань и все там расскажет.

— Не беда,— сказал Санька.— Что я сказал, не тайна. Пусть

казанцы знают, с чем мы на них идем. Пусть боятся.

— Я велел Ковяжу на Атлашевых землях наших людей оста­вить. Они в Казань Атлаша не пустят,— сказал Топейка, вставая из-за стола.

— И нам пора, пожалуй,—Эшпай поднялся,—хватит погостили.

— Дел много впереди,—сказал Сарвай.

— Мы вас проводим.— Аказ, Санька и Янгин пошли вслед

за старейшинами.

Ешка строго поглядел на Палату, сказал:

— Что ты расселась? Сходи на речку — посуду вымой. Ко­ней напои. Дай нам о вере поговорить.

— Ну, долгогривый... Если...—Палата собрала посуду и пог­розила попу кулаком.

— Давай иди, иди.— Когда Палата скрылась, Ешка спросил Аптулата: — Скажи мне: ты тут вроде за попа?

— Попов нам не надо.—Аптулат посмотрел на Ешку сердито.— Я карт — хранитель обычаев.

— Я знаю, что попов ты не любишь. Однако посоветоваться

с тобой хочу.

— Давай совещайся.— Карт насторожился.

— Ваша вера, это самое,—Ешка щелкнул пальцем по горлу,— не забороняет? Не понимаешь? Ну, в смысле воспринять... после трудов праведных?

— А-а,— карт рассмеялся.— Ежли пиво есть, медовая брага есть — кто может запретить. Только жена.

— Хорошая у вас вера. А сейчас бражки не мешало бы глот­нуть. Ежли поискать...

— А чего ее искать? Вон на берегу речки шалаш стоит — там у меня целая кадка...

— Так чего же мы сидим?! Пока моей квашни нету...— Ешка подмигнул карту и направился вниз, к воде. Аптулат засеменил следом.

Спустя несколько минут к столу подошли Санька и Аказ.

— Пока мы двое—поговорить с тобой хочу,— сказал Санька, присаживаясь на чурбан с наковальней.— Что мне с сестренкой делать, посоветуй? В Свияжске ей не место. Я все время в отъез­дах, одну ее оставлять страшусь. Люд в новом городе собрался бродяжий, озорной, жёнок мало. Недавно сироту одну в лес уволокли, надругались и придушили. И такое не первый раз случается...

— Я слышал тоже.—Аказ помолчал немного.—А что, если ее сюда привезти? Наши мужики теперь дома живут мало, бабы од­ни. Любой дом ее примет. Да и у меня изба пустует.

— Люди худого не подумают?

— Да что ты. Она мне сестра названая. Выбери время и при­вези ее. Я буду ждать.

— Ладно. И еще я хотел бы тебе сказать...—Санька осекся, к кузнице подбежала Палата.

— Мой-то долгогривый где?

— Куда-то ушли с Аптулатом,— ответил Санька.

— Наверно, брагу пить ушел, — Аказ улыбнулся.

— Ах, он ирод, луженая глотка! Разве мы за этим в такую даль притащились? Ему надо басурманов ваших к православию приводить, а я хотела, Аказушка, с тобой про Ирину говорить. Ее братец, вон он сидит, хорош — девчонку одну в этом вертепе оставляет, она слезы льет денно и нощно, а вам до этого и дела нет. Словно чужие вы...