Джордже Кэлинеску - Загадка Отилии

У того от волнения сдавило горло и сердце бешено заколотилось в груди. Но прежде, чем он успел собраться с силами, чтобы ответить, сверху донесся чистый, звонкий голосок:

— Папа, да ведь это Феликс!

Феликс взглянул вверх так, словно перед ним отверзлись небеса, и увидел возле выкрашенного коричневой краской Гермеса овальную головку молодой девушки, обрамленную спускающимися до плеч локонами. Тогда старик, с самым невозмутимым видом, не пытаясь даже объяснить свое прежнее поведение,' поморгал и, дыша на Феликса табаком, сказал ему все так же шепотом:

— Бери чемодан и иди наверх!

Поднявшись по скрипучей лестнице, они очутились в какой-то комнате, похожей на переднюю — юноша не успел ее осмотреть, он заметил только, что вся мебель покрыта чехлами из ткани дымчатого цвета. Хрупкая девушка, одетая в очень широкое платье, с большим кружевным воротником, туго стянутое в талии, радушно протянула ему обнаженную тонкую руку. Феликс пожал эту руку и на секунду ему захотелось ее поцеловать, но прежде, чем он решился на это, девушка выдернула свои пальцы и взяла его под локоть.

— Как я рада! Как я рада, что ты приехал! — оживленно заговорила она. — Я Отилия.

Заметив, что юноша не очень горячо откликнулся на ее слова, она спросила, вглядываясь в его лицо:

— Разве ты не рад?

— Да, конечно, — робко ответил Феликс, неприятно удивленный тем, что не видит никого, кто взял бы у него из рук чемодан.

Отилия повела его за собой, старик плелся сзади. Феликс вошел в очень высокую комнату, которая, словно палуба парохода, плывущего по Северному морю, была наполнена густым, едким табачным дымом. Посредине стоял круглый стол с большой керосиновой лампой под стеклянным матовым абажуром, а вокруг стола сидели за игрой в табле две женщины и мужчина. Когда открылась дверь, они подняли головы, и каждый по-своему проявил любопытство. Старик подошел к ним и занял свободный стул, а Отилия подвела Феликса к столу и представила.

— Вот Феликс, — сказала она, остановившись перед мужчиной, который как раз в этот момент бросил кости, но сейчас же повернулся и быстро протянул юноше руку. Это был господин лет пятидесяти, довольно плотный, но не тучный; тонкая кожа и подстриженные по-английски усы с проседью облагораживали его мясистое и румяное, как у купца, лицо. Тянувшаяся по жилету тяжелая золотая цепь с брелоком, костюм из добротной ткани, едва уловимый аромат духов и табака, тщательно расчесанные на прямой пробор, хотя и жидкие волосы — все это заставляло забывать о немолодом возрасте и дородности.

— Паскалопол, — отрекомендовался он с учтивостью превосходно воспитанного человека и, разглядывая юношу, задержал его руку в своей. Он смотрел на Феликса без особой сердечности, даже с оттенком скрытой иронии, но вежливо сказал: — Значит, вы и есть тот Феликс, о котором нам столько рассказывала домнишоара [2] Отилия!

— Он сын доктора Сима из Ясс, — шепотом объяснил старик, потирая руки и глуповато хихикая.

— Да-да-да, — подтвердил Паскалопол, видимо силясь что-то припомнить, я выпустил руку Феликса, любезно улыбнувшись и показав находящиеся в полном порядке зубы.

Отилия подвела Феликса к старшей из женщин — даме приблизительно одних лет с Паскалополом, с черными, красиво причесанными на японский манер волосами. У нее был желтоватый цвет лица, тонкие злые губы, острый с горбинкой нос, изрезанные глубокими морщинами, запавшие щеки. Одета она была в шелковую блузу с множеством мелких складочек, заколотую у ворота большой костяной брошью и стянутую в талии кожаным поясом, из-за которого выглядывали цепочка и дужка золотых часов." Эта дама, игравшая с Паскалополом в табле (остальные наблюдали за ними), несколько походила на старика — у обоих были выпуклые глаза с тяжелыми веками. Дама подняла голову и испытующе оглядела Феликса с головы до ног, протянув ему полным достоинства жестом руку для поцелуя.

— Хм! Да ты совсем взрослый, — ворчливо произнесла она хрипловатым, громким голосом.

— Он поступает в университет, Аглае, — бессмысленно усмехаясь, пояснил старик. Голос у него был какой-то неприятный, тусклый.

— Да?! — чуть удивилась дама, возобновляя игру.

— Это тетя Аглае, папина сестра, — сообщила Отилия Феликсу, видя, что он немного растерялся.

— Откуда ему меня знать! — сказала Аглае. — Когда умерла его мамаша, он был совсем маленький. С тех пор я его не видела. Ты помнишь его, Аурика?

Шокированный вульгарным словом «мамаша» и фамильярностью, с какой эти почти чужие люди говорили о его семье, Феликс робко взглянул на ту, которую звали Аурикой, — девицу лет тридцати, с такими же выпуклыми, как у Аглае, глазами. Ее длинное лицо оканчивалось острым подбородком, вокруг головы с широкими висками были обвиты в два ряда косы. Она сидела, опираясь локтями о стол, сжав голову ладонями, и следила за игрой. Когда Феликс подошел, она с жадным любопытством подняла на юношу глаза и протянула к его губам согнутую руку.

— Это кузина Аурелия, — пояснила Отилия.

Имена показались Феликсу смутно знакомыми, но он не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь этих особ. Ему чрезвычайно мешал чемодан, который он так и не успел никуда поставить и по прежнему держал в руке. Представив Феликса, Отилия отпустила его и, опершись о стул Паскалопола, спросила:

— Как дела?

— Плохо, домнишоара Отилия, — ответил он, с томным видом повернув к ней голову.

Покинутый Отилией, Феликс, не зная, как выйти из странного положения, в которое он попал, отошел в глубь комнаты, где в полутьме виднелась обитая красным плюшем кушетка. Поняв, что все о нем забыли, он наконец поставил чемодан на пол и сел. Рядом послышался кашель. Юноша испуганно вздрогнул и тут только заметил, что за столиком, по соседству с ним, сидит еще кто-то. Это был пожилой человек с обвисшими усами и жиденькой клочковатой бородкой, с платком на плечах и в зеленых шлепанцах. Он не поднимал головы, руки его ритмично двигались над столом. Безмолвно посмотрев на Феликса и совершенно выцветшими глазами, он опять: опустил взгляд. Немного привыкнув к темноте, Феликс с изумлением увидел, что господин в платке вышивает разноцветной шерстью по тонкой, натянутой на маленькие пяльцы ткани.

— Скверные кости! — проворчала Аглае. И, помолчав, спросила: — Костаке, а у кого будет жить мальчик?

— У нас! — отозвалась Отилия. Она покачивала ногой, примостившись на краешке кресла, Джурджувяну и обхватив левой рукой его голову. Старику это явно доставляло удовольствие.

— Вот как? — удивилась Аглае. — Я и не знала, Костаке, что ты устраиваешь сиротский приют.

— Но у Феликса есть доход, — запротестовала Отилия. — Правда ведь, папа?

— Е-е-есть!— невнятно пробормотал дядя Костаке, заискивающе заглядывая в глаза Отилии, смахнувшей с его костюма пушинку.