Валерий Горбунов - Секреты для посвященных

— Потому, что мои темы забраковал ответственный секретарь.

— Это так?

— Так. Но он все равно не имел права писать для другого издания.

— Чепуха, — сказал член редколлегии Пикалев. — Лично я прочел очерки Грачева в «Светлячке» с удовольствием. Мне тоже до слез жалко леса и того, что хороший материал напечатали не у нас. Нефедов полагает, что нельзя писать об убийствах, забастовках, ошибках следствия. А собственно говоря, почему? Чего вы все время боитесь, Нефедов? Надо вытравливать из себя страх. Грачев написал, напечатал и правильно сделал. А вот отклонение очерков Грачева нашим секретариатом считаю грубой ошибкой.

— Есть еще мнения? — спросил главный. — Нет? Подведем итог. Нефедов, безусловно, не прав. Но я хотел бы попенять и Грачеву… Почему, выйдя из кабинета Нефедова, вы не пошли с очерком к заму или ко мне? Если бы я оказался не прав — идите в ЦК… Доказывайте, отстаивайте свою правоту. А вы поступили, как капризная примадонна. Не нравлюсь здесь, оценят там. Нехорошо!

— Сегодня утром пришла еще одна жалоба на Грачева, — голосом, в котором проскальзывали нотки злорадства, объявил Нефедов. — Из Внешторга. Оказывается, Грачев использует свое положение сотрудника нашей редакции, чтобы протолкнуть изобретение своего отца.

— А почему, собственно говоря, нельзя проталкивать изобретение своего отца, если оно хорошее? Оно ведь хорошее, как вы, Грачев, считаете?

— Очень, — по-детски простодушно проговорил Грачев, чувствуя, как предательская влага выступает на его глазах.

— Защищать отца можно и нужно, все дело в том, какими методами, — мрачно провозгласил главный.

— Ну и что это за методы?

— Пусть скажет сам Грачев. Писать он явно умеет. Наверняка владеет и разговорной речью, — сказал Пикалев.

Все рассмеялись.

Вячеслав понял, что настал решающий момент. Надо произнести всего пару фраз, но таких, которые все поставят на свои места.

Он четко произнес:

— Мой визит во Внешторг позволил мне установить, что оппонент отца, он же автор письма в редакцию, Зюзин участвовал в переговорах с одной из западных фирм о закупках нашей страной бурильной техники. Есть все основания полагать, что позиция Зюзина продиктована вовсе не государственными, а личными, корыстными интересами.

— Но ведь это только предположение, не более того! — бросил реплику Нефедов.

— Как тут не понять… Письмо в редакцию как раз и предназначено для того, чтобы это предположение не превратилось в уверенность! — воскликнул Пикалев.

— Что же вы предлагаете? — спросил его главный.

Пикалев ответил:

— Грачева от расследования дела отстранить. Пусть этим займется кто-нибудь другой. Мне почему-то кажется, что за всем этим скрывается крупная панама.

— А что же будем делать с Грачевым? — спросил Нефедов.

Ему ответил Пикалев:

— Поблагодарим. Я хотел бы, чтобы мой сын так бросался на защиту моей чести, как это сделал он по отношению к своему отцу.

— Ну, насчет благодарности вы, конечно, хватили лишку… Но и наказывать Грачева пока не будем. — Главный сделал паузу. — Посмотрим, как он себя проявит в работе над новой важной темой.

— Над новой? — как эхо отозвался Нефедов.

— К нам поступила бумага из Главного штаба ракетных войск стратегического назначения. Приглашают нашего представителя посетить ракетодром. Не знаю, в чем тут дело, но приглашение адресовано персонально Грачеву. Откуда у вас связи с ракетчиками, Грачев?

Вячеслав и сам не знал, откуда у него эти связи. Но на всякий случай сказал:

— Журналист без связей не журналист.

— Это верно, — подтвердил главный.

— А когда ехать?

— Через две недели. Заседание закончено, товарищи!

Вячеслав вышел из кабинета, спустился по лестнице вниз, выскочил на улицу. Ветерок приятно охладил разгоряченный лоб. Жаль, что его лишили возможности добраться до Зюзина, содрать с него позолоту. У него есть еще один должок. Надо разобраться с этим парнем, который якобы загремел в армию по его вине. Нет, он этого так не оставит.

Перед глазами Вячеслава предстали те двое, что однажды утром поджидали его на этом месте, у гранитного бордюра. Ожесточенный мальчик и его хрупкая подруга. Заблудшие дети земляничных полян, утерявшие связь с отчим домом. Бедные дети сумасшедшего мира, где короли едят своих подданных, космические корабли взрываются из-за бюрократических неувязок, а сбитые с толку люди верят не политикам и ученым, а астрологам и ворожеям.

Райвоенкомат помещался в старом, ветхом московском особнячке, когда-то радовавшем глаз прохожего стройностью линий и изысканностью лепнины, а ныне пришедшем в упадок: здание покосилось, во многих местах отлетела штукатурка, от лепнины остались одни воспоминания — замысловатая прическа с упругими колечками волос, а лица нет, округлая рука без кисти, крылья, растущие из черноты зияющей трещины. Наверняка военкомат готовился к новоселью в здании, которое строится и будет строиться еще долго. А пока…

Он потянул на себя старую, крашеную-перекрашенную дверь (она была липкая, в потеках еще свежей красно-бурой краски), ощутил томление. Повестка не раз призывала его под своды военкомата. Из царства относительной свободы он немедленно попадал в мир, где царила всевластная строгая сила. Даже девушка, сидевшая на регистрации (ей он протягивал в окошко свой воинский билет и повестку), была уже не обыкновенной московской девушкой, а неким строгим существом, неприступный вид которого мгновенно рассеивал игривые мысли, если они, конечно, появлялись. А сновавшие из кабинета в кабинет молчаливые суровые офицеры? Нельзя даже было представить, что эти люди живут в одном с тобой городе, ездят в метро, бегают на уголок в гастроном за стапятьюдесятью граммами колбасы на завтрак.

Однако сегодня он переступил истоптанный тысячами молодых ног порог военкомата не как «годный, но не обученный», а как журналист популярного еженедельника. И встречен был широкими улыбками с благожелательным интересом.

Вячеслав изложил военкому свое «дело». Рассказал об истории появления в еженедельнике своего снимка и печальных последствиях, которые это событие, возможно, вызвало, — досрочном призыве в армию молодого человека Вадима Резникова.

Военком, уже немолодой располневший майор, который когда-то, видимо, был лихим строевым офицером, а теперь досиживал последние допенсионные годы здесь, среди пыльных бумаг и испуганных новобранцев, весело рассмеялся, разъяснив уважаемому корреспонденту, что призыв в Советскую Армию проводится строго в соответствии с существующими правилами и, следовательно, никакое выступление печати не может повлиять на действия военкомата — «в ту или иную сторону», как выразился майор.