Валерий Горбунов - Секреты для посвященных

Вячеслав во все глаза смотрел на отца. Они живут бок о бок более чем четверть века. И все же как мало он знает этого человека. И потому не устает удивляться его жизненным реакциям… А так ли уж они непредсказуемы, эти реакции? Внутри этого человека есть нечто, подобное устройству, которое движет ракету по четкой выверенной траектории. У этого «нечто» есть свое название: принципы…

— Но что же тогда будет с твоим вибробуром? — вырвалось у Вячеслава. — Он же может погибнуть!

Отец пожал плечами:

— Эта статья в газете, конечно, наделала бед…

— Вас оклеветали. Этого так оставлять нельзя! — с горячностью воскликнула Лера.

Отец посмотрел на нее с признательностью.

— Откуда тебе знать, егоза! — пошутил он. — А вдруг все написанное правда?

Вячеслав рассердился на Леру: «Могла бы и промолчать. Ей-то какое дело!»

— Ты побывал на ракетном полигоне, попал, так сказать, в святая святых. Тебе оказана большая честь, сынок, — сказал отец. — А теперь скажи: одностороннее разоружение, уничтожение ракет и все такое… Это не повредит нашей обороноспособности?

Вячеслав пересказал то, что услышал от Волкова.

— Конечно, нам трудно расстаться с представлением о том, что только военная сила может обеспечить нашу безопасность. Но ведь и для Востока, и для Запада война как средство решения существующих меж ними споров стала немыслимой. Значит, главным и для нас, и для них становится исключение возможности наступательных действий. А для этого нужны оборонные доктрины и паритет в вооружениях на возможно низком уровне. Этого надо добиваться прежде всего политическими средствами… А военные средства? Они у нас есть, можешь быть спокоен. Всего насмотрелся.

Пока Вячеслав говорил, Лера не сводила с него глаз. Внимательно слушал его и отец. С удовлетворением сказал:

— Ты сильно изменился за последнее время, сынок. Я рад этому.

Вячеслав и Лера долго метались среди корпусов госпитального комплекса в Лефортове, молча, с думами о Дике, с чувством какой-то вины перед ним.

Наконец им удалось отыскать нужное им здание. То был небольшой, в два этажа, флигелек, сложенный из темно-красного кирпича, с белым орнаментом вокруг высоких овальных окон. Построен он был, должно быть, в начале века, а может, и раньше, но стоял крепкий, приземистый, неподвластный времени, плохому климату, людям. Правда, здесь хозяйничали люди военные, во всем любившие порядок (если и не любившие, то привыкшие к нему), поэтому дорожки были расчищены, клумбы цвели мелкими пестрыми цветами, здания выглядели почти новыми.

Они отыскали палату, где находился Дик. Он лежал похудевший, с темным на фоне белых простынь лицом. Но карие глаза его по-прежнему взирали на мир угрюмо и недоверчиво. Он поначалу обрадовался, увидев Леру, первой проскользнувшей в дверь, но появление вслед за нею Вячеслава согнало улыбку с его лица. Оно вновь приобрело выражение настороженности.

Чувство вины у гостей еще более усилилось.

Вячеслав поздравил Дика с предстоящей наградой:

— Медаль «За отвагу» тебе обеспечена, а может, еще и орден дадут.

Лера захлопотала, выкладывая из хозяйственной сумки обычные дары — фруктовые соки, апельсины, конфеты, печенье, банки со сгущеным молоком, бутылки с минералкой, а Дик все молчал, не сводя напряженного взгляда с Лериного лица. Вячеслав быстро почувствовал себя третьим лишним, но медлил, не уходил, он хотел расспросить Дика о состоянии здоровья, о дальнейших планах.

— Поправляюсь, — кратко ответил на его вопрос Дик и отвернулся к окну.

— А дальше что? Какие планы?

Дик снова повернул голову и, не глядя Вячеславу в глаза, сообщил:

— Сказали, что комиссуют… А что буду делать — пока не думал.

— Как поживает мама, все ли в порядке? — вежливо поинтересовался Вячеслав.

— А что ей сделается? Физически-то она в норме…

Этими словами сын не совсем почтительно намекал на психические отклонения у своей родительницы. Однако, увидев нахмуренные брови Вячеслава, быстро добавил:

— Получила письмо от генерала Лихо. Узнала, что я представлен к награде, так чуть с ума не сошла от радости. Еле успокоил. Она тут всех врачей терроризировала… Чтоб не погубили ее сына-героя. — Тонкие губы кривились в усмешке. Пристально поглядел на Леру, спросил: — А как ребята? Боб, Грета?

— Я с ними давно не виделась, — не сказала, почти прошептала Лера. — Кажется, в теплые края подались.

— Не виделась? Почему? — на лице Дика появилось обиженное выражение, как будто Лера в чем-то провинилась, предала что-то дорогое Дику.

Лера взяла в свои ладони руку Дика и решительно сказала:

— Все это было очень хорошо, Дик. Но нельзя же всю жизнь шататься по переходам и подвалам. Пора за ум взяться. Жизнь-то идет.

— Ишь ты… — Он хотел сказать «какая умная», а сказал: — Как расфуфырилась… Я тебя такой и не видел.

Вячеслав должен был мысленно согласиться с Диком — во внешности Леры за последний месяц произошли разительные перемены. Лера теперь мало чем напоминала ту неряшливую девицу со спутанными, давно немытыми волосами, в старой майке и заштопанных джинсах. Ничего в ней не было и от той разодетой во все фирменное крали, которая однажды заявилась к нему в редакцию, точно сошедшая со страниц журнала «Бурда моден». Хорошо промытые и причесанные волосы, в меру подкрашенные ресницы, скромная, но модная одежда, простая, даже, пожалуй, слишком скромная манера держать себя. Ничего особенного не было ни в ее наряде, ни в ее поведении. «Особенное» заключалось в возвращении девушки к самой себе, для чего, конечно, потребовалась огромная внутренняя работа, работа души и сердца.

Вячеслав не думал об этом ни вчера, ни сегодня утром… Только сейчас, взглянув на Леру глазами Дика, ощутив вспыхнувшее в нем волнение, он и сам с удивлением отметил происшедшие в Лере перемены. «Должно быть, у нее появился кто-то за это время, она и расцвела», — эта мысль, по-видимому, одновременно возникла у Дика и у Вячеслава и отдалила их от Леры. Ревность в них заговорила, что ли?

Дик находился в смятении. Такой он не видел Леру никогда. Он не знал девушку в ее прежней жизни, когда она еще не ушла из дому, где ее притеснял пьяница-отчим, и не примкнула к «системным» людям, к хиппарям. Для него она была Дюймовочкой. Дик и Дюймовочка — их часто видели вместе, они были неплохой парой… Над ними издевались в компании, где не принято было разбиваться на устойчивые, почти семейные пары, где исповедовали свободу во всем — и в первую очередь в любви. Пары складывались, распадались и возникали вновь, уже в новых сочетаниях. Дик, однако, не отходил от Дюймовочки ни на шаг. Дело дошло до того, что он начал говорить о любви, о женитьбе, но Дюймовочка решительно пресекала поползновения на свою свободу. И если жертвовала частью этой свободы ради своего товарища, то не из любви, а скорее из жалости. Она так в открытую и говорила ему, а он не верил, считая, что в глубине души всякая девчонка мечтает выйти замуж — и Дюймовочка тут не исключение.