Валерий Горбунов - Секреты для посвященных

Он был уверен, что добьется своего, но помешал призыв в армию.

Теперь Дюймовочки не было. Как не было и обязательных правил, которым следовали «системные» люди. Перед ним сидела милая, приветливая, но не знакомая и поэтому чужая для него девушка. Он испытал острую боль в сердце, закрыл глаза, на смуглом лбу выступил пот.

— Тебе плохо? — склоняясь над ним, заботливо проговорила Лера.

— Позвать медсестру? — с готовностью предложил Вячеслав.

— Не гоношитесь.

Дик открыл глаза и посмотрел на Вячеслава. Тот понял его невысказанную просьбу, поднялся:

— Пойду повидаюсь с врачом. А вы тут поговорите.

И вышел.

Но разговор наедине не получился. Дику многое хотелось сказать Дюймовочке. Да, она сильно изменилась за то время, что они не виделись. Но он, Дик, тоже не стоял на месте. Недолгое пребывание в армии многому научило его, заставило по-другому взглянуть на окружающий мир. Хиппи Дик был, по существу, отторгнут от семьи (ее у Дика попросту не было) и от общества, которое не нашло путей к нему. В армии он попал в организованную систему, где каждому строго было определено его место, где четко были обозначены права и обязанности, причем последних оказалось неизмеримо больше, чем прав. И, только добросовестно выполняя каждую из этих обязанностей, можно было рассчитывать, что ты получишь и право.

Но армия не существовала сама по себе. Ее система была частью другой, еще большей системы — государственной. Начав познавать армейские законы, Дик приблизился к познанию законов жизни всего общества, и это даровало ему надежду. Надежду на то, что его душа не останется одинокой в огромном мире, что связи, которые у него начали складываться с обществом, в будущем не только не разорвутся, а, наоборот, окрепнут. В последнее время он будто шел по натянутой проволоке — мог удержаться и пройти от пункта А до пункта Б, а мог и сорваться… Он не сорвался. Возобладали самые сокровенные, самые здоровые силы его натуры, и он сделал свой выбор. Теперь армия и общество были в долгу перед Диком — это было никогда не испытанное им ранее и ни с чем не сравнимое чувство.

В известной степени он тоже переставал быть Диком и становился Вадимом Резниковым, человеком с настоящим именем, со своей биографией, с новым, более ответственным отношением к жизни. Если бы ему дать время, он предстал бы перед Дюймовочкой другим, преображенным.

Но времени не было. Дюймовочка обогнала его, раньше проделала свой путь. Дик нащупал ее руку своей. Лера руки не отняла, но ее пальцы лежали под его горячей ладонью холодные, безжизненные. Она не ответила на его пожатие и при первой возможности убрала руку, стала торопливо наливать ему в стакан яблочный сок.

— Пей, тебе полезно.

— Мне полезно другое, — сказал Дик и отвернулся.

Она в смущении поднялась, разгладила руками короткую черную юбку.

— Я еще приду…

Он сказал:

— Не приходи.

Ее лицо исказилось, казалось, она сейчас заплачет:

— Почему?

— Потому.

— А я думала, Дик, что мы друзья.

Он промолчал.

Дик еще надеялся, что она сядет рядом, возьмет его руку в свои ладони и объяснит ему, что он ошибается, что все будет, как прежде. Но она промолчала. Отошла к окну и, покусывая губы, глядела на больничный двор, где мужик в грязном белом халате, надетом поверх телогрейки, лопатой захватывает с тачки ярко-желтый песок и посыпает им дорожки.

Вошел Вячеслав. Решительно приблизился к кровати Дика, сказал:

— Врач сказал, что у тебя все в порядке. Через две недели выпишут. Вот что — оклемаешься, встанешь на ноги, приходи ко мне в редакцию. Я помогу тебе устроиться на работу. И учебу надо продолжить. Учти, мы с Лерой не позволим тебе валять дурака…

При словах «мы с Лерой» тень набежала на чело Дика.

Они вышли из пропахшего резкими больничными запахами флигеля на свежий воздух и медленно пошли по посыпанной свежим ярко-желтым песком дорожке. Оба молчали. Подошли к высоким кованым воротам, вышли на улицу.

— Вот что… — сказал Вячеслав. — Ты можешь зайти за хлебом и за маслом? А я постараюсь раздобыть в редакционном буфете что-нибудь более существенное. Вечером быстренько приготовим.

Лера со странным выражением глядела на него.

— Ты что? — удивился Вячеслав.

— Я больше не приду. Ты приехал, мне теперь у вас нечего делать.

Вячеслав растерялся. За последние дни он уже привык к присутствию в их доме этой милой и, как выяснилось, весьма хозяйственной девушки.

— А как же отец?

Лера пожала плечами:

— Жили же вы без меня раньше… В крайнем случае, поможет Дина Ивановна.

Вячеслав понял, что отец рассказал Лере об этой женщине. Зачем?

— Я видела ее фотографию. Красивая. — Лерины глаза были устремлены куда-то в сторону. Вячеслав оглянулся, пытаясь выяснить, что там так заинтересовало ее? Но улица была пуста.

— А что ты собираешься делать? У тебя есть какие-то планы? Хочешь вернуться домой?

Лера, продолжая разглядывать что-то за спиной Вячеслава, ответила:

— Нет. Домой я не пойду.

— А куда же ты пойдешь?

— К подруге. Поживу недельку… А потом с ребятами двинемся куда-нибудь, в теплые края.

— Ты же только что сказала Дику, что давно не видела своих друзей… Как там их… Боба и Грету…

Она снова пожала плечами:

— Найду других.

С неожиданной для него самого горячностью он схватил Леру за руку, сильно тряхнул:

— Вот что. Кончай валять дурака. Вот тебе трешка, купи хлеба и масла. Никуда ты не поедешь. Будешь жить у нас.

— А в качестве кого? Домработницы?

Вячеслав стоял посреди тротуара оглушенный, эта простая мысль как-то не приходила ему в голову: а что, действительно, будет делать в их доме эта девчонка?

Лера вырвала свою руку из его руки, повернулась и, ссутулившись, пошла по тротуару.

Дина встретила его с откровенной радостью. К приходу гостя приоделась: на ней была водолазка с люрексом, поверх нее коротенькая кожаная безрукавка, на груди серебряная цепь, изготовленная знакомой ювелиршей по собственному эскизу заказчицы.

Хотя Вячеслав не виделся с Диной месяца три, он знал: упреков не будет. Дина, давно жившая одна, без мужа, принадлежала к тому типу женщин, которые не требуют от мужчин слишком много, довольствуясь тем, что выпадает на ее долю. Поначалу ее нетребовательность, покорность нравились Вячеславу. Эти отношения, даруя ему радость, не требовали от него никаких жертв. Иногда он по своей инициативе помогал Дине решить ту или иную бытовую задачу, проявлял заботу о ее сыне Жоре, школьнике младших классов. Видел он его редко — перед встречей с Вячеславом мать, как правило, сплавляла ребенка к каким-то родственникам. Но Вячеславу запомнился этот тихий болезненный мальчик с лицом в пятнах зеленки, или йода, или бледно-желтой мази. Такое было впечатление, будто он залез в мамину коробку с тюбиками разноцветной краски и перепачкался.