Агата Кристи - Хлеб Гиганта

— Мне только жаль бедное дитя! Достаточно один раз взглянуть на Нину, чтобы понять, что это за штучка!

Вернон понял, что «бедное дитя» — это двоюродная сестра Джозефин, которую он раньше никогда не видел, но которой регулярно посылал подарки на Рождество и аккуратно получал подарки в ответ. Он только не понял, почему мама ее жалела и называла бедной, а Нина была «штучкой», что бы там ни значило это слово. Он, конечно, спросил мисс Робинсон, но та лишь зарделась и ответила, что негоже говорить «такое». Какое «такое»? Нет, это было непонятно.

Как бы то ни было, он не слишком долго размышлял на эту тему, пока, спустя четыре месяца, разговор не возобновился. На этот раз никто не заметил присутствия Вернона — страсти слишком накалились. Был самый разгар спора Мама, как обычно, кричала и была возбуждена Отец, напротив, был крайне сдержан.

— Какой вздор! — восклицала Мира — Через три месяца после побега с одним уйти к другому! Вот она в своем истинном виде! Я всегда это знала Мужчины, одни мужчины на уме и ничего, кроме мужчин!

— Понимай как знаешь, Мира Не в этом дело. Я знал, что ты будешь потрясена

— И кто угодно будет, поверь! Я не понимаю тебя, Вальтер. Все время говоришь, что вы — древний род, а сами...

— Мы — древний род, — спокойно сказал отец.

— Я думала, тебя хоть немного беспокоит фамильная честь. Она же опозорила твое имя! Будь ты мужчиной, ты бы брезгливо отвернулся от нее, как она того и заслуживает!

— Типичная сцена из мелодрамы.

— Вечно смех и зубоскальство! Мораль для тебя — пустой звук, не более того!

— В данный момент, как я уже пытался тебе объяснить, речь идет не о морали, а о том, что моя сестра несчастна Я должен ехать в Монте-Карло и постараться помочь ей. И я надеялся, что кое-кто поймет это, невзирая на устроенную сцену.

— Спасибо. Не очень-то ты вежлив, как я погляжу. И кто же это, интересно, повинен в том, что она несчастна? У нее был прекрасный муж...

— Это не так.

— В любом случае, женился же он на ней.

На этот раз не выдержал отец. Очень тихо он сказал:

— Я не понимаю тебя, Мира Ты хороший человек —. добрый, честный, благородный, — а опускаешься до этих тошнотворных, низких колкостей.

— Так! Оскорбляй меня теперь! Давай, я привыкла. Не стесняйся в выражениях.

— Ты несправедлива. Я пытаюсь быть как можно вежливее.

— Вот именно. Отчасти за это я тебя и ненавижу — ты никогда не скажешь все начистоту. Снаружи вежлив, а про себя усмехаешься. Кому нужно все это лицемерие, ты можешь мне сказать? Да пусть хоть весь дом знает, что я чувствую!

— Не сомневаюсь, что знает. Голос у тебя для этого — что надо.

— Опять насмешки! Вот в этом ты весь! В любом случае, я рада, что высказала тебе все, что думаю о твоей драгоценной сестрице! Убегать с одним, уходить от него к другому — а другой-то почему ее не удержал, скажи на милость? Или она его быстро утомила?

— Я уже объяснял тебе, но ты не слушаешь. Он болен, у него скоротечная чахотка. Он был вынужден бросить работу и остался без средств к существованию.

— Ах вот как! На этот раз Нина просчиталась?

— Уж в чем-чем, а в корысти ее не обвинишь. Да, она дура, несчастная дура, что заварила эту кашу. Но всему виной ее чувства, идущие вразрез со здравым смыслом. Чертова путаница! Она ни копейки не возьмет у Фреда. Энсти собирается сделать ей предложение, а она и слышать об этом не хочет. И, извини меня, в этом я с ней согласен. Есть поступки, которые просто нельзя совершать. Но я, вне всякого сомнения, должен поехать туда и все увидеть своими глазами. Прости, если тебя это не устраивает, но ничего не поделаешь.

— Тебя ни о чем нельзя попросить! Ты ненавидишь меня! Все делаешь мне назло, чтобы я страдала! Но я тебе вот что скажу — до тех пор, пока я живу под этой крышей, даже не вздумай привозить ее сюда. Я не привыкла общаться с такого рода женщинами. Тебе понятно?

— Понятно. Хотя то, что ты сказала, звучит оскорбительно.

— Привезешь — я уеду назад в Бирмингем.

Что-то блеснуло в глубине глаз Вальтера Дейера, и внезапно Вернон осознал то, чего не понимала его мать. На протяжении всего разговора Вернон встречал мало знакомых слов, хотя и улавливал самое главное. Нина была где-то далеко, она то ли заболела, то ли с ней случилось несчастье, но маму это злило. И она сказала, что если Нина приедет в «Могучие Братья», то она, мама, вернется к дяде Сиднею в Бирмингем. Это была угроза с ее стороны — но Вернон почувствовал, что отец был бы только рад, поступи она так. В этом не было никакого сомнения. Мисс Робинсон тоже иногда наказывала Вернона получасовым молчанием, очевидно, думая, что это расстроит его, равно как и вечерний чай без варенья. К счастью, она и понятия не имела, что на самом деле это не наказание. Скорее наоборот.

Вальтер Дейер ходил по комнате взад-вперед. То, что в нем сейчас идет борьба, Вернон сознавал отчетливо. Он только не понимал, в чем смысл этой борьбы.

— Итак? — сказала Мира.

Она была прекрасна в эту минуту — высокая, восхитительно сложенная женщина с откинутой назад головой в ореоле пронизанных солнцем темно-золотых волос. Достойная жена древнего викинга.

— Я сделал тебя хозяйкой этого дома, Мира, — ответил Вальтер Дейер, — и если ты возражаешь против приезда моей сестры, она не приедет.

Он направился к двери, но остановился и еще раз взглянул на жену.

— Если Ливелен умрет, а случится это наверняка, Нине придется искать работу. Тогда встанет вопрос с ребенком. Против девочки ты тоже возражаешь?

— А ты думаешь, мне в доме нужна ее дочь, которая будет вести себя не лучше матери?

— Достаточно было просто ответить «да» или «нет», — спокойно сказал отец и вышел из комнаты.

Мира стояла, беспомощно глядя ему вслед. Медленно ее глаза наполнились слезами. Она заплакала. Вернон не выносил слез и направился было к двери, но не успел.

— Дорогой, подойди ко мне.

Пришлось повиноваться. Его заключили в объятия, сильно сжав и прерывисто повторяя в самое ухо:

— Ты будешь мне наградой за эти мучения — ты, мой сыночек... ты не будешь таким, как они — мерзкие, ехидные! Ты не предашь меня, никогда не предашь меня, правда ведь? Поклянись, поклянись мамочке!..

Все это Вернон знал наизусть. Он отвечал, где нужно — «да», а где нужно — «нет». Но как же он ненавидел этот плач прямо в ухо!

Вечером, после чая, Мира была уже совершенно в ином настроении и, когда Вернон вошел, писала письмо, сидя за столом. Она весело взглянула на него:

— Я пишу папе. Возможно, очень скоро к нам приедут погостить тетушка Нина и Джозефин. Это будет так мило, правда?

Но они не приехали. Мира сказала себе, что Вальтера невозможно понять. Мало ли что она наговорила; она же не имела это в виду...

Вернон же не удивился. Он и не думал, что они приедут.