Агата Кристи - Хлеб Гиганта

Нина говорила, что не считает себя порядочной женщиной — но она была так красива..

Если бы Вернону пришлось описать одним словом несколько последующих лет, то он выбрал бы слово «скандалы». Постоянные, бесконечные скандалы. И странно — после них мама становилась как будто больше, а отец уменьшался. Выплеснув накопившиеся упреки и оскорбления, Мира словно оживала душой и телом. Гроза пролетала, оставляя ее посвежевшей и умиротворенной, преисполненной желания делать добро. Совсем иначе дело обстояло с Вальтером Дейером. Он уходил в себя, внутренне сжимаясь от скандалов. Мягкий сарказм, который был его единственным оружием, неминуемо приводил Миру в ярость. Спокойствие и выдержка мужа распаляли ее, как ничто другое.

Нельзя сказать, однако, что ее обиды были беспочвенны. Вальтер Дейер проводил все меньше времени в «Могучих Братьях», а когда возвращался, под глазами у него были мешки, а руки дрожали. Он почти не занимался Верноном, но тот его понимал и жалел.

Существовал как бы негласный закон, что Вальтер не вмешивается в воспитание ребенка. Право принимать решения было за матерью, и, если не считать уроков верховой езды, отец оставался в стороне. Нарушение этого закона повлекло бы за собой новые споры и обвинения, так что Вальтер признал, что Мира — сама добродетель, что она внимательная и заботливая мать.

Но случались моменты, когда ему казалось, что он может дать мальчику то, чего не может дать мать. Проблема заключалась в том, что оба — и отец, и сын — были стеснительны и не умели выражать свои чувства — непостижимое качество в глазах Миры. Они оставались вежливы и почтительны друг с другом.

Однако когда разгорался очередной скандал, Вернона переполняла жалость к отцу. Он прекрасно знал, что тот чувствует — знал, как больно бьет по голове, как врезается в уши этот немилосердно громкий голос. И даже понимая, что мама права (этот вопрос и вовсе не обсуждался), он подсознательно принимал сторону отца.

События развивались от плохого к худшему, и вот наступил кризис. Два дня мама не выходила из комнаты, слуги перешептывались с тайным восторгом. В конце концов на помощь прибыл дядя Сидней, который всегда положительно влиял на Миру.

Он ходил по комнате взад-вперед, привычно бренча мелочью в кармане, но казался более толстым и красным, чем когда бы то ни было.

Мира изливала душу.

— Знаю, девочка моя, знаю, — говорил дядя Сидней, еще громче звеня монетками, — и я не считаю, что тебе мало приходилось с этим мириться. Кому знать об этом, как не мне? Но надо учиться идти на компромисс. Взаимные уступки — суть семейной жизни.

Мира разразилась новым потоком обвинений.

— Я вовсе не защищаю Дейера, — успокаивал ее дядя Сидней, — вовсе нет. Я просто пытаюсь взглянуть на проблему со стороны. Женщины ведь укрыты от проблем внешнего мира, они многого не знают из того, что знают мужчины. И слава Богу! Ты порядочная женщина, Мира, и как порядочной женщине, тебе не понять некоторых вещей. С Кэрри та же самая история!

— А что, интересно, Кэрри должна понимать?! — взвилась Мира. — Ты не таскаешься по грязным женщинам! Ты не крутишь любовь с прислугой!

— Нет, конечно, нет. Я говорю в принципе, понимаешь? Мы с Кэрри тоже не идеальны. У нас тоже бывают свои стычки — думаешь, почему мы иногда по два дня не разговариваем? Но, боже мой, мы же миримся потом и живем дальше — порой даже лучше, чем до ссоры. После грозы воздух чище! Я, собственно, это имел в виду. Надо уметь находить компромисс. И никаких упреков, когда все уже позади. Ни один, даже самый прекрасный, мужчина не вынесет упреков.

— Я никогда его не упрекаю, — сказала Мира сквозь слезы. Сейчас она и сама в это верила. — Как ты смеешь обвинять меня?

— Ну-ну, старушка, не заводись. Я тебя не обвиняю. Я излагаю основные принципы. И потом, Дейеры не такие, как мы. Не забывай. Они ненадежные люди, избалованные неженки, заводятся по пустякам.

— Разве я не понимаю, — горько сказала Мира — Он невыносим. И зачем я только вышла за него?!

— Ну, сестренка, невозможно ведь угнаться за двумя зайцами сразу! Это была хорошая партия. Ей-богу, хорошая! Ты живешь здесь, в этом благословенном месте, общаешься со знатью, на короткой ноге с королевской семьей. Можешь поверить моему слову — будь наш отец жив, он гордился бы тобой. К чему я это говорю: в любом деле есть своя оборотная сторона Нельзя заработать ни гроша, пока тебя раз-другой не ткнут в спину. А все эти представители древних фамилий — они испорченные, нездоровые, ты должна это понять. Посмотри на создавшееся положение с деловой точки зрения: получается, что есть свои преимущества, а есть свои недостатки и несовершенства. Только так! Это твой единственный выход.

— Я вышла за него не ради выгоды, как ты говоришь, — ответила Мира — И место это я ненавижу.

Всегда ненавидела Он и женился только ради «Могучих Братьев», а не ради меня.

— Ерунда, сестренка Ты была такая веселая хорошенькая девчушка, ты и сейчас такая.

— Вальтер женился на мне ради «Могучих Братьев», — упрямо повторила Мира — Говорю тебе, это так!

— Ну-ну, брось, давай оставим прошлое, — успокаивал брат.

— На моем месте ты не был бы так спокоен и хладнокровен, — сказала Мира с горечью, — если бы ты жил с ним под одной крышей. Я из кожи вон лезу, чтобы ему было хорошо, а он только ухмыляется и относится ко мне вот так!

— Ты его пилишь, — сказал Сидней, — да-да, не отпирайся, ты пилишь его и ничего не можешь с этим поделать.

— Но если бы он хоть отвечал! Если бы произнес хоть слово себе в оправдание вместо того, чтобы просто сидеть и слушать!

— Я тебя понимаю. Но такой уж он человек! Ты же не ждешь, что все на свете будут соответствовать твоим требованиям! Мне этот тип тоже не совсем по душе — слишком манерный. Поставь его управлять предприятием, и он вмиг обанкротится. Но я должен признать, что по отношению ко мне он всегда безукоризненно вежлив. Истинный джентльмен. И тогда в Лондоне, когда мы случайно встретились, он сразу же повел меня в' этот свой шикарный клуб. Другое дело, что я чувствовал себя там неуютно, но это уже не его вина Так что у него есть свои достоинства

— Ты такой же, как все мужчины, — покачала головой Мира — Вот Кэрри поняла бы меня. Говорю тебе, он изменил мне! Изменил!

— Что поделаешь, — вздохнул дядя Сидней, изучая потолок и звеня мелочью в кармане, — мужчины есть мужчины.

— Но, Сид, ты же не...

— Нет, конечно, нет, — спохватился дядя Сидней. — Нет, Мира, я говорю в общем и целом, ты же понимаешь.

— Все кончено, — проронила она. — Ни одна женщина не вынесла бы того, что пришлось вынести мне. Но на этом я ставлю точку. Я не хочу его больше видеть.