Агата Кристи - Хлеб Гиганта

Впервые Вернон почувствовал интерес к истории слабого, гонимого всеми ветрами Пера — труса, убегающего от реальности. Музыка в ссоре Пера с Доврским дедом расшевелила в нем детские страхи, связанные со Зверем. Это был такой же бессознательный, вязкий детский страх. Но невидимый голос Сольвейг освободил его. Сцена в лесу, куда Сольвейг приходит, чтобы увидеться с Пером, была безгранично красива. Она заканчивалась тем, что Пер уходил за своей ношей, умоляя Сольвейг дождаться его. И она отвечала: «Постой, я помогу. Разделим ношу». А потом бегство Пера со словами:

Святой сегодня вечер. Ей навстречу

Идти таким, каков я — святотатство 11 11 Г. Ибсен, «Пер Гюнт». Перевод А. и П. Ганзен. .

Церковная музыка была тоже очень красива, в духе Радмагера, как показалось Вернону. Она вела и готовила слушателя к финалу: измученный Пер засыпает на коленях у Сольвейг, а она — с посеребренными волосами, в голубом одеянии Мадонны — сидит в центре сцены, и ее силуэт словно очерчен на фоне восходящего солнца И Сольвейг поет, отважно защищая возлюбленного от Пуговичника

Это был восхитительный дуэт — Каваранов, известный русский бас, чей голос опускался все ниже и ниже, и Джейн с ее хрустальным тембром, поднимающимся в самую высь — еще выше — пока не осталась лишь одна-единственная нота, самая высокая, самая чистая... И взошло солнце...

Чувствуя себя по-мальчишески важным, Вернон отправился за кулисы. Опера произвела фурор. Аплодировали долго, с энтузиазмом. Радмагер, держа Джейн за руку, целовал ее с артистическим пылом и вкусом.

— Вы ангел — вы восхитительны — да, восхитительны! Вы — настоящая актриса, да что там! — И он разразился речью на родном языке. Потом снова перешел на английский:

— Я отблагодарю вас — да-да, малышка, я отблагодарю вас. Я очень хорошо знаю, как это сделать. Я уговорю богача Себастиана Вместе мы...

— Тшш, — прервала его Джейн.

Вернон неловко приблизился и застенчиво произнес:

— Это было прекрасно!

Он сжал руку Джейн, и она одарила его короткой ослепительной улыбкой.

— А где же Себастиан? Где же он?

Себастиана нигде не было видно. Вернон вызвался найти его и доставить к ужину. Он туманно намекнул, что знает, где его искать. Джейн еще ничего не слышала о Джо, и он представления не имел, как можно ей об этом рассказать.

Вернон взял такси и отправился к Себастиану домой, но там его не было. Вернон подумал, что, возможно, Себастиан может быть у него на квартире, где они расстались ранее вечером. Он поехал прямо туда. Внезапно он ощутил прилив сил и восторг. Даже то, что произошло с Джо, перестало казаться важным на какое-то время. Он вдруг решил, что его работа прекрасна — или, по крайней мере, станет такой однажды. И что, так или иначе, с Нелл тоже все встанет на свои места Сегодня она прижалась к нему как-то по-особенному — как-то ближе, чем обычно, словно не могла допустить, чтобы он ушел... Да, он был уверен в этом. Все будет хорошо.

Вернон взлетел по лестнице в свою квартиру. В комнатах было темно. Значит, Себастиана здесь нет. Он включил свет — огляделся. На столе лежал конверт, надписанный от руки. Он взял его в руки. Почерк Нелл. Вернон надорвал край и достал письмо...

Долго стоял, потом осторожно взял стул, методичным движением придвинул его к столу, проверил, чтобы он стоял ровно, словно это имело большое значение, потом сел, не выпуская письма из рук. В десятый или одиннадцатый раз перечитал:

прости меня — пожалуйста, прости меня. Я выхожу замуж за Джорджа Четвинда. Я не люблю его так, как люблю тебя, но с ним я буду чувствовать себя в безопасности. Еще раз прости — очень тебя прошу.

Он повторил вслух:

— «С ним я буду чувствовать себя в безопасности».

Что она хотела этим сказать? Она была бы в безопасности со мной. «С ним я буду чувствовать себя в безопасности». Больно...

Он продолжал сидеть. Проходили минуты... Часы... Он продолжал сидеть, не двигаясь, почти не думая... Только один раз промелькнуло:

«Так вот, значит, как чувствовал себя Себастиан... Я не понимал...»

Услышав шум в дверях, Вернон не обернулся. Он увидел Джейн, только когда она появилась в поле его зрения и, обогнув стол, опустилась перед ним на колени.

— Вернон, мой хороший, что случилось? Я поняла, что что-то не так, когда ты не вернулся к ужину. Я решила заехать...

Он устало, автоматически отдал ей письмо. Джейн взяла его, прочла. Потом положила обратно на стол.

Бесцветным голосом он произнес:

— Ей не стоило этого говорить — что со мной она не будет чувствовать себя в безопасности. Я сумел бы позаботиться о ней...

— Вернон — хороший мой...

Ее руки коснулись его. Он вдруг приник к ней всем телом — как испуганный ребенок прижимается к матери. Из его груди вырвались рыдания. Он прижался лицом к ее шее, к ее белоснежной коже.

— Джейн!.. Джейн!..

Она прижала его еще крепче. Она гладила его волосы. Он пробормотал:

— Останься со мной... Останься со мной... Не оставляй меня одного...

Она ответила:

— Я не оставлю тебя. Все хорошо...

Ее голос был нежным — материнским. Что-то прорвалось в нем, как плотина, мысли судорожно понеслись. Вот отец целует Винни в «Могучих Братьях»... статуя в Южном Кенсингтоне... тело Джейн... красивое тело...

Он повторил хрипло:

— Останься со мной...

Ее руки обнимали его, губы касались его лба, она прошептала в ответ:

— Я останусь с тобой, мой хороший.

Словно мать ребенку.

Он вдруг вырвался.

— Нет, не так. Не так. Вот так.

Его губы впились в нее — страстно, жадно; руки сжали высокую грудь. Он всегда хотел ее — всегда, — он сейчас это понял. Он жаждал именно ее тела, этого прекрасного, стройного тела, так досконально изученного Борисом Андровым.

Он повторил еще раз:

— Останься со мной...

Повисла долгая тишина — ему показалось, что прошли минуты, часы, годы, прежде чем она ответила:

— Я останусь...

Июльским днем Себастиан Левинн шел вдоль набережной по направлению к дому Джейн. Этот день походил скорее на весенний, чем на летний. Порыв холодного ветра бросил пыль ему в лицо, заставив часто заморгать.

Себастиан заметно изменился. Он выглядел старше. В нем почти ничего не осталось от юноши — да он никогда им и не казался. Себастиан всегда выглядел взрослее, чем был — сказывалась наследственность. Сейчас, когда он шел, нахмурившись и о чем-то размышляя, ему легко можно было дать лет тридцать.

Джейн сама открыла ему дверь квартиры. Она говорила тихим, непривычно хриплым голосом.

— Вернон ушел. Он не дождался тебя. Ты сказал, что придешь в три, а сейчас уже больше четырех.

— Меня задержали. Может, это к лучшему. Я не знаю, как вести себя с Верноном, когда он взвинчен.