Юрий Калещук - Непрочитанные письма

— Сегодня утром.

— Ого. И сразу к нам рванул? Аварией захотелось полюбоваться. Это прямо чутье у вас — на то, где что-либо не так, — раздраженно сказал Китаев.

— Да я про аварию только в автобусе узнал. Я просто...

— Повидаться? — Китаев пронзительно взглянул мне в глаза. — Темнишь ты, Яклич...

Темню. Так и есть — темню. Но не хочется мне сразу говорить Китаеву о причине, которая сюда меня привела. И без того у него хватает забот...

Утром, в аэропорту, едва ощутив под ногами твердую землю, я столкнулся с одним из своих заезжих коллег, которого частенько встречал в этих краях. Впрочем, это обстоятельство, как ни странно, приятелями нас не сделало.

Увидев меня на автобусной остановке, он заорал:

— К Китаеву опять приехал? Самое время! — И злорадно добавил: — Ну, закривил твой Васильич! Прямо под Великую китайскую стену! Такое напозволял! В общем, готовь блокнот потолще — будешь писать панихиду по озерному кусту!

— Что случилось? — спросил я. — Авария?

— Еще какая! Нравственная, я бы сказал, авария. Кстати, как заголовочек, а? «Нравственная авария». Звучит? Или нет, не так... У них какой-то термин специальный есть — это когда газ прорывается... Не помнишь?

— Выброс, что ли?

— Во-во! Нравственный выброс! Так и назову.

— Да ты не пыли. Скажи толком, что произошло?

— Сам узнаешь. Одним словом — липа. Двумя — липовый рекорд. Тремя — перерасход государственных средств. Еще тремя — наглый обман государства.

— Ты бы выбирал выражения, а? — не сдержался я.

— А что? У меня все доказательства — вот они! — он потряс пухлой картонной папкой, перетянутой скотчем. — Так что выбирать выражения мне не придется. Это тебе придется выбирать другого героя. Или стараться, выгораживать... Ничего не выйдет! Китаев зарвался и получит свое!

— Ладно, у тебя регистрация, беги-беги, а то ты и впрямь получишь свое, — ввязался я в эту бессмысленную перепалку.

— Меня не запугаешь! Я буду писать правду! Да. Только правду. Следи за газетой!

— Ладно, выкладывай, что у тебя там, — сказал Китаев. — Нечего в молчанку играть.

— Рекорд. Всесоюзный рекорд скорости проходки.

— А-а...

Перед тем как приехать на буровую, я успел забежать в редакцию, покопался в подшивке, пошушукался с Федей Богенчуком, потом двинул к Макарцеву, узнав, что тот в отпуске и, по слухам, никуда не уехал. Макарцев возлежал на тахте, обложившись книгами и подушками, читал он то ли «Сагу о Форсайтах», то ли «Семью Тибо», одним глазом следил за резвившимися на экране «а-ну-ка-девушками», ну и проигрыватель, конечно, крутился. Говорил Макарцев нехотя, с Китаевым, насколько я понял, был он в ссоре. Тогда я узнал про скоропалительный и краткосрочный уход мастера из бригады, и это обстоятельство, честно говоря, заинтересовало меня больше, нежели история с рекордом. К тому ж была она давняя, еще апрельская, да и особых загадок, по-моему, в ней не было, — просто хотелось знать, как расценивает ситуацию сам Китаев.

— Рекорд как рекорд, — сказал Китаев. — Почему ты-то об этом спрашиваешь? Была комиссия из главка — все правильно, все сошлось.

— Зачем же комиссии приезжать, если «рекорд как рекорд»?

— Да есть тут один, дружок мой бывший, он воду мутит... Ты с ним говорил?

— Не знаю, о ком ты толкуешь... Но предположить могу. Нет, не говорил. Я у тебя хочу узнать, что тут произошло, а не из газет.

— Каких еще газет? — всполошился Китаев. — Ты о чем это, Яклич?

— Ты беседовал с ...? — назвал я фамилию своего коллеги, встреченного в аэропорту.

— Ну. А что?

— Разве из вопросов не было ясно, к чему он клонит?

— Да мы с ним на бегу встретились. В горкоме. Он только и успел крикнуть: «Привет, Васильич!» Куда-то спешил он... Хотя нет, еще в гости меня приглашал: «Будешь в Тюмени, Витя, непременно заходи!»

— Что ж, зайди. Только сначала давай о рекорде. Что там было?

— Пробурили скоростную скважину. За пять суток.

— А на самом деле?

— И на самом деле — за пять суток.

— Кондуктор куда считали?

— Куда надо — туда и считали, — недовольным тоном сказал Китаев. — Сначала пробурили кондуктор, спустили колонну, опрессовали. Подготовились к бурению, забурились. Когда закончили скважину, приплюсовали к общему времени часы, потраченные на бурение кондуктора. Тридцать там с чем-то часов. Вот и все.

Нет, Васильич, не все, подумал я. Здесь уже ты явно темнишь. Здесь, мне кажется, и кроется щель, в которую норовит спихнуть тебя мой правдивый коллега...

Напомню, то были еще времена многовахтовки, «категорически запрещенное» главком параллельное бурение процветало, но как утаить в мешке пресловутое шило? С одного станка бригада бурит скважину, на другом ведутся подготовительные работы — но на первом произошла непредвиденная задержка, а подготовительные вахты, напротив, сработали раньше срока (а что? опыта не занимать...). Что же теперь делать? Стоять? Ждать? Душа не позволяет. План не позволяет. Обязательства не позволяют. Вот и начинают бурить потихоньку, боязливо оглядываясь на каждую подъезжающую к буровой машину и поспешно маскируя свои действия. Почему же приходится скрываться, действовать тайком? Да потому, что в бурении до сих пор еще много непредсказуемого. Случатся осложнения одновременно на двух бурящихся кустах — и помощи ждать уже неоткуда, все графики вахт и отгулов летят к чертям, остается только изматывающая, бесконечная, бессонная работа и, не дай бог, что-нибудь пострашнее. А пострашнее бывало, бывало не раз, акты о несчастных случаях, ксерокопированные в главке, не редки на доске объявлений управлений буровых работ...

— Нет, Васильич, не все, — повторил я вслух.

— Все там было как надо. Просто один деятель придрался, что даты в рапортах геофизиков не совпадают с датами в нашем рапорте.

— Почему?

— Ну, ты же сам знаешь, как это бывает... Вызвали мы геофизиков к определенному часу, а сами к этому времени готовы не были. Макарцев написал им два часа, чтоб пустого прогона не было. А когда они снова приехали, Макарцев поставил им три часа — в сумме пять, как и было на самом деле. Не веришь?

— Не-а.

— Как же, по-твоему, было?

— Точно не знаю, Васильич, но думаю, что тридцать часов кондуктора вы замотали, в рапорт включать не стали. Вы начали бурить из-под кондуктора, а рапортанули, что только-только забурились. Так было, Васильич?

— Так, так, так, черт бы тебя побрал! Лезете вы всегда не в свое дело! Других тем мало вам, что ли, да?

— Для меня это не тема, Васильич. Я тебя пытаюсь понять. Тебя. И твоих ребят.

— Влип я, Яклич... — неожиданно заявил Китаев. — Чувствовал, что не надо этого делать... И ошибка-то чепуховая. Ну, сутки откинули. Все равно скважину с ускорением провели, качество работ признано отличным. Макарцев шесть дней со скважины не вылезал. А началось-то как? Я просто не думал, что так быстро пробурим. Я почему не сообщал? Получалось параллельное бурение, а оно, сам знаешь... Думал, протелепаемся потихоньку — оно незаметно и сойдет. Но тут как назло: все до того четко шло и технически грамотно — будешь специально стараться, ни за что так не выйдет. В общем, приезжаю на скважину — и глазам не верю: все, колонну надо спускать, а уж этот факт не скроешь... Понаехали из управления, стали подсчитывать — рекорд! За пять суток скважину рванули! Ну, тут на меня и насели: давай в газете сообщим! это же такое дело! всесоюзный рекорд! Макарцев уперся — ни в какую. А я... я слабину дал.