Юрий Калещук - Непрочитанные письма

Да и Васильичу, подумал я, сегодня уже не тридцать, а за сорок, и те, с кем он начинал, прочно стоят на ногах, так что многое зависит именно от них — в сферах самых разнообразных. Слово «отвечать» промелькнуло в размышлениях не случайно, ибо все мы в ответе за то, что происходит или не происходит при нас, за то, что делаем, и за то, чего сделать не сумели: большинству из тех, кто долгие годы оставался верен этому краю, Тюменский Север помог не просто стать на ноги, но отыскать себя — и уже одно лишь это должно было пробудить чувство благодарности, чувство ответственности. Не все складывалось и сложилось так, как хотелось бы, однако причиной тому были не только чьи-то необдуманные решения или экономические просчеты, но и наше собственное неумение или незнание. Предположим, что никто вас не понимает, — но довольно об этом: все ли мы сделали для того, чтобы нас услышали, поняли?..

— О чем задумался? — спросил Китаев.

— Да так. Об уроках.

— Каких еще уроках? — засмеялся он.

— Невыученных.

— В школу опять захотелось? — снова засмеялся Китаев. — Самое время, ага...

«Так почему же они никогда не говорили нам, что из школьного двора видно море? Наверное, им казалось естественным: коль видят они — значит, видит каждый...»

— Тебе не попадались статьи, — спросил я, — со словом «уроки» в названии?

— Случалось видеть. А что?

— Обыкновенно, Виктор Васильевич, подобные статьи пишутся, когда уже ничего сделать нельзя, но чтоб на будущее была наука. Например: «Уроки Братска». Это про то, какие ошибки были допущены при строительстве города и гидроэлектростанции. Но проходит несколько лет, начинают строить какой-нибудь Усть-Илим — и все повторяется сначала! Потом уроки Самотлора. Уроки Варь-Егана. Кто ж без конца учит одни и те же уроки? Разве мы второгодники какие-то?

— Нет, все ж таки кое-какие уроки извлекаем, — задумчиво сказал Китаев.

— Да я не только про уроки, так сказать, негативного свойства толкую! И опыт — бесценный опыт, накопленный в Сургуте или на Самотлоре, явно не идет впрок. В песок уходит, в болоте тонет, но практически не применяется, не осваивается. Понятное дело: сговориться с десятком буровых управлений или бригад на Большой земле, организовать очередной «воздушный мост» куда доступнее, нежели попытаться собственный опыт распространить и внедрить. К чему были тогда все эти рекорды? Лёвинские? Твои?

— Трудный вопрос, Яклич. Я бы сказал — болезненный. Положение таково, что не можем мы сейчас от летающих собратьев отказываться — плановые темпы прироста не позволяют. Но то, что' это дело засасывает...

— Много они вам наработали, эти летающие!

— Много. Очень много. Но тут есть другой поворот, весьма и весьма тревожный. Слушай внимательно. — Китаев достал из стола толстый блокнот с разноцветными закладками. — В течение девятой пятилетки прирост проходки был получен: на сорок четыре процента — за счет увеличения численности работающих и на пятьдесят шесть — за счет повышения производительности труда. Да-а... Наша, между прочим, пятилетка. Лёвинская, громовская, шакшинская, петровская, глебовская...

— И твоя.

— И моя немножко.

— Ладно, не прибедняйся.

— Я не прибедняюсь. Просто ребят вспомнил. Макарцев, Сериков, Сухоруков, Метрусенко... Ох и доставали же меня эти «два Федора»! Ладно. Вечер воспоминаний после. Пошли дальше. Десятая пятилетка. Тяжелая, прямо сказать, картина: все сто процентов прироста получены за счет увеличения численности работающих. Все сто!

— Тогда-то и началась экспансия летающих...

— Ну, это не совсем корректная постановка вопроса. Помимо летающих и постоянное население округа росло год от году. Но сто процентов прироста лишь за счет увеличения численности! Это ни в какие ворота — ни в летающие, ни в приросшие корнями. Вот такие дела, Яклич...

— Да-а... Могу я записать эти цифры, Васильич?

— Пиши. Гордиться, как ты понимаешь, тут нечем, но и скрывать нет никакого резона. Работать надо. Работать! В чем-то ты прав: собственный опыт мы просто-напросто транжирим. Но ты погоди радоваться...

— К чему ты, Васильич? Ты же прекрасно понимаешь, что это явно не тот случай, когда я мог бы радоваться...

— Да к тому, что во многом ты не прав. Не пра-а-ав! Извлекать уроки мы все ж таки учимся, и порою успешно. Не обратил случайно внимания, как в Нягани дорожники развернулись?

— Обратил. И не случайно.

— Ты вот что себе пометь — и это главное. Они же не только на нефть работают, но и на социальную перспективу. Что такое бетонка на Самотлоре? Дорога промышленного значения. Исключительно. А что делают узбекские дорожники в Нягани? Трассы между промыслами и базой — это да, разумеется. Но не только это! Несколько районов округа, области в глухом, непроходимом углу получат устойчивую транспортную связь. Это ж большое, социально-значимое дело! Разве нельзя считать его развитием, обогащением самотлорского опыта дорожного строительства?!

— Понимаешь, Виктор Васильевич, какая тут штука. Мне показалось, что народ на Севере стал как-то меняться. Все чаще встречаются этакие спринтеры: быстренько возьму свое — и уеду. А что? Публика удобная, неприхотливая, ничего не просит — сама берет. Под таких можно и не торопиться с городом — этим город не нужен. И Север им не нужен. Надбавки — да, а Север — нет, чужое это для них место. И ведь они не просто так, ниоткуда, появились, их наши бесчисленные «временные схемы» и «временные варианты» породили...

— Не только, — сказал Китаев. — Не только в этом дело. Тут и воспитательный просчет имеется. На Самотлоре, повторяю, потруднее было, а люди не только взрослели, но и росли.

— А я, кстати, не об одних лишь помбурах да такелажниках толкую. Об инженерах тоже. На Самотлоре, коль ты его вспомнил, азартнее был инженерный народ, честолюбивее, к настоящему делу тянулся. Нынешние — осторожнее, лишнего шага не ступят, лишнего груза не возьмут, чуть что — в сторонку схоронятся...

— Послушай, — сказал Китаев, улыбнувшись. — Ты, часом, дачей не обзавелся?

— Нет, — ответил я, не понимая, к чему он клонит. — А что?

— Ничего. Стареешь ты, брат. Того и гляди, начнешь брюзжать: «Вот в наше время...»

— А это и есть наше время.

— Наше. Это верно.

— И так называемая осторожность молодых инженеров не одного меня занимает. Усольцев на пленуме обкома выступал — читал я у тебя дома этот номер газеты, — все о том же речь вел. И с Макарцевым по тому же поводу мы как-то разговорились...

— Правильно, есть такая тенденция. Губительная, надо сказать. Для человека губительная. Если человек перед собой большой цели не ставит, он не просто расти перестает, он вниз растет... Помнишь, когда мы бригаду создавали, то первым делом Лёвина замахнулись достать. Пусть не сумели. Зато каждый понял, что он способен на большее, чем привык считать. Теперь бывает и по-другому. Нередко бывает. В чем тут дело? Экономят себя? Не знаю... Не только в этом загвоздка. И не в недостатках, пока еще свойственных нашему быту, которые ты, по-моему, склонен не то чтобы преувеличить, однако ведет тебя в эту сторону, ведет, Я клич. А по мне, так важнее всего — воспитательный момент! Нет, ты не так понял: я не о том, что надо нотации читать, про чувство долга без конца талдычить. Воспитывать делом надо. Словом, которое с делом не расходится. А с этим у нас еще не всегда...