Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

Альберт смотрел в высокое голубое небо. Пустое и бездонное, без краев и хотя бы одного облачка, на котором можно было задержать взгляд. Вендел овс ком у начинало казаться, их накрыли прозрачной голубой шалью и «шевроле» стоит на одном месте, если бы не звуки перегревшегося старого мотора и облака пыли, то и дело обгоняющие машину и словно старающиеся накрыть ее.

Альберт мучился от бессонницы уже много дней. Она пришла после операции на реке, когда его группа подбиралась к опорам моста, чтобы взорвать хоть одну. Их заметили и забросали гранатами. Венделовский был контужен. С той поры он не мог спать. И потом он нес на себе раненого Мигеля Кордону, ловкого динамитчика, веселого мало из Толедо. Его так и не удалось спасти. На его месте в грузовичке сидел сейчас могучий Хуан Эрнандес, портовый рабочий, всегда сумрачный и мало разговорчивый. Рядом с ним Хуан Гарсиа, Альфредо... Новые друзья, с кем он делит хлеб и фляжку вина. Почему-то они не так мучаются от жары, как он. Ох, это солнце!.. Пыль, лежащая на лице, как маска. Это убаюкивающее движение! Черт бы побрал эту Каталонию, Кастилью... Где они находятся, куда двинутся? Когда, наконец, придет сон? Надо заставить себя думать о другом. Считать, может быть? Сколько он в Испании? Месяц, второй, пятый. Скоро будет шестой, уже полгода! Альберт вспомнил дни своего приезда. Веселые, беспечные дни... Знакомства с новыми людьми, боевыми товарищам#. Солнце, тогда казавшееся ласковым и веселым. Уверенность в том, что рядом друзья, а те, с кем идет война, — враги, фашисты.

После суровой, сдержанной Москвы, пронизанной страхом и ожиданием беды, яркая нарядная Испания казалась иногда не реальностью, а какой-то театральной постановкой. Никто не носил строгого военного обмундирования. Генералы походили на рядовых, рядовые обожали увешивать себя оружием, надевать немыслимые, неизвестно какой армии принадлежащие мундиры, широкие разноцветные шаровары, высокие, до колен, сапоги. На головах красовались вместе с цветами армейские кепи, панамы, допотопные треуголки времен Наполеона. У одного вместо шапки — тропический пробковый шлем, у другого — стальная каска. Чаще всего головы украшали лишь яркие, пестрые платки, повязанные по-матадорски. Все эти люди были мало похожи на идейных, закаленных бойцов против фашизма; казалось, что была разномастная веселая вольница, взявшаяся за оружие, чтобы громче и убедительней заявить о себе.

И то, что в Москве по газетам и сводкам казалось суровой схваткой, где четко была проведена граница между республиканцами и фашистами, на месте оказалось зачастую полной неразберихой. Линии фронта не было. Война шла за деревню, за мост, за лесной холм. То тут, то там возникала короткая, яростная перестрелка; где свои, где чужие разобраться было трудно. Народный фронт, разваленный борьбой партий и групп, продолжал круглосуточно митинговать, разбирая солдат из близлежащих частей и населенных пунктов, выделяя самых ‘ горячих ораторов. Анархисты во всем обвиняли коммунистов, призывали к неподчинению любой власти. Ораторы-коммунисты звали к единению. Один митинг сливался с другим. Участники братались с видимым удовольствием. Потом сами себя посылали в разведку, возвращались с трофеями.

В городке, куда приехал Венделовский и несколько русских из его команды, царило общее приподнятое настроение, как и повсюду. Разгуливали вооруженные люди. Возле каждой кофейни собирались толпы. Слышались крики, брань, аплодисменты. Тут же у кафе строили планы скорейшего разгрома мятежников. Группы учились разбирать пулемет, кидать гранаты, стреляли по мишеням из своих винтовок. Какая-то группа уходила в разведку... Не сразу нашел он штаб. Он зашел в костел — там было пусто и прохладно, гулко отдавались звуки шагов. Штаб был рядом, в большом трактире. Похоже, он никем не охранялся и не имел личной связи.

За столом сидело трое. По виду — командиры. Венделовский представился, доложил, кто он и зачем оказался тут.

— Документос, — сурово спросил «коменданте», тот, что сидел посередине. У него была густая, черная, вероятно, очень колючая щетина. Получив удостоверение, выданное Альберту в Москве, он долго и осторожно вертел его в руках, пытаясь прочесть, и вернул с виноватой улыбкой: вероятно, был попросту неграмотен.

— Франсэ? — спросил он, наконец.

— Но, руссо, — ответил Венделовский. И показывая на своих ребят, добавил: — И он — руссо, и он, и он. Москва, руссо!

— Вива! — радостно воскликнул «коменданте» и все пришло в движение. — Акуа? Вино? Муй бьен! Очень хорошо!

Проверка была закончена. Их обняли за плечи и повели во двор, к столам, за которыми, как на митингах, друзья и идейные противники находились всегда рядом. Они ели, пили вермут и перно, оранжад и кофе, конечно. И неизвестно, сколько бы еще это продолжалось, но тут появился высокий, красивый командир, — настоящий «коменданте» — это было видно по тому, как он держался и отдавал команды. Он знал французский язык и попытался объяснять прибывшим русским офицерам ситуацию: «У нас война только начинается. Все учатся, никто ничего не умеет. Окопов не роют: лень, можно спрятаться за камнем или деревом, товарищ. Вот вдруг собираются в колонну, человек пятьсот. Выбирают комитет и «тройки» для руководства. Нашли десяток разбитых автобусов и — вперед на врага. У соседнего городка начинается внезапный яростный бой. Постреляли и разбежались. И тут же спать улеглись. Ни одного часового не выставили. А утро начнется с митингов. Все будут командовать, приказывать, уговаривать, грозить. Усядутся в свои украшенные автобусы — ужас, как ходить не любят! — и помчатся куда-нибудь дальше».

Собеседник Альберта оказался английским кадровым офицером, артиллеристом и сапером, воевавшим в Европе в Великую войну. Он неплохо говорил по-французски, и они вполне понимали друг друга. Англичанин через десять минут понял, что имеет дело с чистокровными русскими, и охотно объяснил, как и где группа сможет найти своих товарищей. Венделовский весело усмехнулся про себя: вся конспирация кончилась еще во Франции. Здесь все это не имело никакого смысла, когда все войска, штабы, тылы, оперативные отделы и боевые отряды были перемешаны и все вместе составляли огромную массу людей разных национальностей, партий и сословий.

Майкл Уилмон оказался хорошим парнем. Они договорились пообедать вместе, а пока что Венделовский, оставив свой отряд, направился на поиски русского «коменданте». Русский штаб занимал небольшой трехэтажный дом, в котором прежде размещался дешевый отель — в угол его попал снаряд. У дверей Альберт наткнутся на грозного часового. Альберт потребовал провести его к начальнику. Вскоре появился еще один русский. Он и вызвался проводить вновь прибывшего к старшому (он так и сказал «к старшому»). Альберт шагал за ним, глядя в его могучий затылок, и думал о том, что испанцы встречи их гораздо сердечнее. Они шли по коридору — пол давно не убирали, лежали кучи бумаг, мятая копирка, кучками папиросные окурки, мелкие осколки кирпича и многослойная пыль. За дверью довольно быстро стучала пишущая машинка. Сопровождающий остановился возле второй двери и осторожно стукнул.