Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

Обращение Наталии Миллер тут же поддержала Плевицкая, немедля присоединившаяся к ходатайству: «Всей душой хочу, чтобы были обнаружены подлинные виновники преступления, совершенного над генералом Миллером и, как я убеждена, над моим мужем генералом Скоблиным».

Наивные русские дамы! — думает следователь Марш. — Без сомнения, за их спиной действует эта русская Особая комиссия, не располагающая ни одним реальным и проверенным фактом, но имеющая бездну непререкаемого апломба, которая заседает ежедневно с 15-го октября в помещении Галлиполийского общества.

Впрочем, одна позитивная мысль родилась тут и у следователя Марша: просить прокурора Дюкома извлечь дело Кутепова из-под сукна и передать ему для нового прочтения. Кто знает, что может открыть новое прочтение тек материалов теперь. Может быть, что-то и «высечется», если сравнить старый и новый способ похищения. Может появится начало ниточки, которая еще тогда смоталась в тугой большой клубок...

Следователь Марш под конец допроса задал вопрос, на который, как он предупредил, ждал только откровенного я добросердечного ответа, который будет оценен следствием:

— Как вы полагаете, мадам, виновен ли ваш муж?

— Раз он смог бросить меня, значит, правда, случилось что-то невероятное. Записка, оставленная генералом Миллером, и то, что он меня бросил, против него, — Плевицкая заломила руки.

— Следовательно, виновен?

— Я отвечу вам на него, когда Николаю Владимировичу также будет предоставлено слово. Хочу, чтобы он сказал все и ответил на ваши вопросы при мне.

— В таком случае и мне, и вам придется подождать, мадам...

16 октября 37 года в Париже, между 8 и 9 утра полицией было произведено еще девять обысков. Первым, конечно, значился «советский дом», который, как выяснилось, дипломатической неприкосновенностью не пользовался. Полиция захватила и опечатала ряд документов. Изучение этих документов ничего не дало. Полиция пришла к выводу: об обыске знали и, повидимому, к нему успели подготовиться... Были проведены домашние обыски и у лиц, связанных с РОВСом и «Внутренней линии»: у капитана Клешнина (на предмет выяснения средств к существованию); капитана Савина, владельца небольшого ресторана на рю Эмиля Золя (проверялось, на какие средства он открыл свое заведение и приобрел автомашину), изъята переписка от имени «Внутренней линии» и прокламация, выпущенная ,после исчезновения Миллера и подписанная «С. П. Пантелемонов». Объяснения Савина призваны неудовлетворительными, все материалы обыска направлены в полицию. Был депозитирован и допрошен, наконец, Закржевский. Он показал: «Внутренняя линия» работала в тесном контакте с руководством РОВСа — освещала обстановку в целом и групп лиц, была «ушами и глазами Воинского союза». Закржевский признался, что располагает подлинными экземплярами шифра и кличек, упрекал французские власти в плохой охране руководства РОВС — организации, отлично проявившей себя в борьбе с международным большевизмом. Задержанный дал характеристику руководства Союза. Генерал Миллер не только знал все о деятельности «ВЛ» — «Внутренней линии», знал всех ее членов, но и не раз пользовался их услугами. Николай Владимирович Скоблин с зимы 1936 года был «несколько отодвинут» от руководства «ВЛ», так как обвинялся рядом генералов в том, что следит за ними, пользуясь услугами «ВЛ». В руки полиции попали документы о деятельности НТСНП [13] Народно трудовой союз нового поколения — организации фашиствующей русской молодежи. , обвиненного Скоблиным в провокациях, разложении эмиграции и дискредитации неугодных ему лиц. Один из подобных документов — «Извлечение из курса общетехнической подготовки НТСНП» был передан для парижской печати. В нем предельно ясно были сформулированы задачи новой организации.

Полиция обыскала также квартиру из трех комнат «евразийцев» братьев Ланщиковых, допрошенных во время акции. Источники существования братьев явно не соответствовали свободному образу их жизни, хотя они и представились литераторами, из коих старших занимался литературной работой по заданиям «одного ученого» (!), а второй для «известного католического общества! (!!). При детальном осмотре их квартиры в том же доме был обнаружен и «кабинет», напоминающий скорее общежитие для трех-четырех гостей. После допроса братья Ланщнковы были отпущены, дав обязательство о невыезде, но через неделю, бросив квартиру, скрылись. Дополнительной проверкой выяснилось: младший сумел выехать в СССР, где стал летчиком в Красной Армии. Старший перебрался не то на север Африки, не то в Испанию...

По распоряжению Марша были обследованы также квартиры ровсовцев Завадского-Красиопольского, капитана Кацмана, Шварца, а также помещение в доме 41 по бульвару Монморанси, где помещались школы детей советского торгпредства и полпредства, редакции коммунистической газеты «Юманнте», утверждавшей, что следы похитителей обоих русских генералов ведут в гестапо. Обыск был произведен в доме 44-46 на рю Дюрантен, густо населенном русскими, — нечто среднее между гостиницей, ночлежкой и казармой, где бесконечные коридоры круглосуточно освещались тусклыми электролампами. Репутация сомнительная: никто не знал, кому принадлежит этот особняк и сколько человек пользуются его гостеприимством. На шестом этаже, по лестнице «Б», была квартира 117, те допоздна ежедневно стучала пишущая машинка. Здесь находился «кабинет» уже известного полиции Завадского-Краснопольского, в свое время обвиненного рядом газет в содействии похищению генерала Кутепова. На третьем этаже в квартире шесть жильцом считался известный Беседовский — бывший советник советского полпредства, первый «невозвращенец», боящийся гнева Сталина. Беседовского ни один житель дома не видел. Ее оплачивал почему-то некий Шварц-Этигон, который заявил, что никакого Беседовского не знает... По-видимому, жилец имел все основания скрываться, боясь мести московских агентов. Полиция объявила розыск. В печати анонимно появилось набранное петитом сообщение, что арендатор квартиры не знает никакого Шварца [14] Б. Т. Шварц сразу представился полиции фигурой весьма примечательной, имеющей далеко идущие связи. Внезапно замкнулся тут и круг, ведущий к ...Плевицкой. Это была непредсказуемая удача, за которую следовало всеми силами держаться... По данным, подученным Маршем, Шварц (он же Эпштейн) — французский гражданин по рождению, сын бывшего директора мануфактурного завода в Москве, ныне вице-председатель объединенных текстильных фабрикантов в Базеле. Не стесняясь я средствах, Шварц жил в Париже, занимался политикой. Купил типографию, издавал газету «Наше знамя» весьма определенного направления и какие-то брошюры. И вдруг — о, удача! — был привлечен в качестве свидетеля защиты по делу Плевицкой. Именно он — Шварц-Эпштейн — владелец магазина готового платья давал пояснения о происхождении ряда определенных сумм для укрепления германофильских влияний среди русской эмиграции. Именно он — главный меценат и друг известной певицы. Следователь выясняет еще одну фамилию свидетеля — Этингон. Он — родной брат известного советского разведчика Этингона, связанного впоследствии с убийством Троцкого. Впрочем, из процесса Плевицкой Шварц сумел таинственно исчезнуть. , а не живет на рю Дюранти лишь потому, что квартира ему не подошла. Полагали, объявление дано самим Беседовским...