Игорь Бунич - Беспредел

— С дьяволом? — переспросил я. — Так может этот молодец — дьявол?

Лена пожала плечами:

— Он не похож на дьявола. По крайней мере, на тот образ дьявола, который изображался на гравюрах того времени.

— И что с ней стало потом? Год смерти ее известен?

— Известно, что церковь в лице парижского архиепископа начала целую кампанию по травле Жаннеты и ей неминуемо грозил арест, суд инквизиции и тюрьма. Тогда уже не сжигали на костре, но было много способов наказания ведьм — нисколько не лучших. Но у нее были достаточно влиятельные покровители, которые помогли ей исчезнуть. По слухам, она бежала в Германию, а затем в Россию. Но это слухи, не более. Никаких следов ее пребывания в России не обнаружено.

— Она была знатного происхождения? — поинтересовался я, думая о том, что в платье XVIII столетия Жаннета Николаевна выглядела гораздо эффектнее, чем в кабинете Беркесова.

— О да, — сказала Лева, — род Руа очень древний. Это боковая ветвь Гизов.

— Так, может быть, это лакей, дворецкий или кто-нибудь в этом роде, — я указал пальцем на Койота.

Было заметно, что весь этот разговор начал Лену утомлять.

— Вообще-то, — не согласилась она с моим предположением, — как-то было не принято на гравюрах того времени изображать лакеев на переднем плане, а господ, включая членов королевской фамилии, на заднем. Я не знаю, кто этот человек, но я знаю далеко не все. Должно быть, во Франции о нем знают гораздо больше. Вам легче запросить какой-нибудь французский музей, скажем, тот же Лувр, чем выяснять это здесь. У нас уже не осталось опытных специалистов, которые могли бы опознавать персонажей старинных гравюр, а во Франции они, наверное, есть.

— Хорошо, — согласился я, — а могу я попросить вас сделать мне копию с этой гравюры?

— Это через дирекцию, — сказала Лена, — надо оформить заказ, оплатить…

— И ждать полгода, — продолжил я.

Лена устало улыбнулась, давая понять, что это не ее проблемы, но любезно протянула мне карточку, где был записан инвентарный номер гравюры и номер стеллажа хранения.

Поблагодарив ее, мы с Крис вышли в коридор.

— Ты сейчас куда? — опросил я.

— Как куда? — не поняла Крис. — Нам же нужно вернуться на банкет по случаю презентации выставки.

— Да, конечно, — сказал я. — Ты иди туда, а я сейчас подойду.

Крис, видимо, решила, что я собрался в туалет, поскольку, не задавая больше никаких вопросов, пошла по лестнице вина. Подождав немного, я, применив кое-какие профессиональные навыки, выбрался из Эрмитажа прямо на Миллионную улицу, надеясь, что никто меня при этом не заметил.

Мимо мчались машины. Я остановил четвертое из проезжавших такси, полагая, что не все таксомоторные парки города обслуживаются людьми Беркесова. Назвав адрес шоферу, я заметил, как стоявший около Военно-морского архива серый жигуленок рванул с места с явным намерением зацепиться за наш хвост. Мы выскочили на Марсово поле, свернули на Садовую. Жигуленок продолжал висеть на хвосте.

Я вытащил двадцать долларов и протянул их шоферу. Он принял банкноту, вопросительно взглянув на меня.

— Серый жигуль, — сказал я. — Надо оторваться.

Шофер ухмыльнулся, понимающе кивнув головой. Мы проскочили мост через Фонтанку, пересекли Литейный и углубились в лабиринт улиц и переулков между Литейным и Суворовским проспектами. В одном из переулков шофер свернул под арку какого-то дома, проехал насквозь проходной двор, выскочил на какой-то незнакомой мне улице и, не глядя на меня, переспросил:

— Так вам на проспект Ударников?

Я кивнул.

В этот момент ожил радиотелефон. Женский резкий голос, видимо, принадлежавший диспетчеру, спросил:

— ЛБ 35–17! Где вы находитесь?

Шофер снял трубку:

— Везу пассажира в аэропорт.

— Хорошо, — сказала диспетчер, — свяжитесь со мной, когда освободитесь.

То, что они меня все равно вычислят, я нисколько не сомневался. Главное, чтобы они не вломились вслед за мной в квартиру Руановой.

Мимо мелькали громоздкие новостройки Ржевки.

— Где остановиться? — поинтересовался шофер. — Мы на Ударников.

— Прямо здесь и остановитесь, — потребовал я. — Мне сюда.

Я указал на первый попавшийся дом. Но шоферу, казалось, это было совершенно неинтересно. Лихо развернувшись, подняв тучу грязи и брызг, он исчез. Я побродил по проспекту, стараясь определить — следят за мной или нет, а заодно понять, где находится нужный мне дом.

В новых районах Петербурга, как впрочем и Москвы, в хаотической нумерации домов и корпусов, черт мог ногу сломать. На некоторых домах номеров вообще не было. Но против ожиданий я нашел дом Руано- вой довольно быстро. Дом был блочным, девятиэтажным и внешне выглядел вполне прилично. Судя по номеру квартиры, Руанова жила на восьмом этаже. Лифт был, но не работал. Кнопки управления лифтом были вырваны из панели и висели на полу оборванных проводах. Полутемная лестница, тусклоосвещаемая, с похожими на бойницы окнами, благоухала баками с пищевыми отходами, вопила матерными призывами со стен и сиротливо скорбела пустыми электропатронами с украденными лампочками.

Меня все это не очень шокировало. У нас даже в Вашингтоне есть многоквартирные дома еще похлеще. Здесь, по крайней мере, на лестничных площадках не горели ритуальные костры черных пантер и не лежали заколотые собаки — жертвоприношение суровым богам племени сиу. Размышляя таким образом, я добрался до восьмого этажа, нашел нужную квартиру и позвонил. Дверь открыла сама Жанна. Ей, видимо, не здоровалось — поверх вязаной кофты был накинут платок, глаза были явно больные. Меня удивило, что она открыла дверь, даже не спросив — кто ее беспокоит. А на двери глазка не было.

При виде меня она нисколько не удивилась. Как будто я приходил сюда каждый день ужинать.

— Извините, — сказал я, — мне нужно с вами переговорить, а заодно и передать вам обещанное вознаграждение.

— А, — сказала она как-то безучастно. — Вы из Большого дома? Вас зовут Михаил…

Она запнулась, вспоминая отчество, которое я себе придумал.

— Просто Михаил или Миша, как хотите, — демократично помог я, проходя в квартиру.

Квартира оказалась однокомнатной, но с довольно большой по русским стандартам кухней. Если внешне дома в крупных городах бывшей советской империи стали постепенно выглядеть относительно прилично, то их интерьеры все еще напоминают чердаки наших собачьих будок. Настолько тесно, неуютно и не по-человечески. Первый этап человеческой цивилизации: медленное расселение из казарм по тюремным камерам.

— Проходите в комнату, — пригласила Жанна, — кофе хотите?

Памятуя правило никогда ничего не есть и не пить без крайней необходимости вне резидентуры (особенно сейчас в России), я вежливо отказался и прошел в комнату.