Андреас Требаль - Гипнотизер

В напряженной тишине зала раздались первые охи и ахи. И тут произошло невероятное: Ла Бель Фонтанон пошевелила сначала одной, потом другой ногой. Осмелев, я принялся внушать ей зрительные образы, желая ласково погладить ноги этой женщины.

— Мадам, позволю себе прикоснуться к вашим ногам, мертвым и неподвижным, словно деревянным, но прекрасным и стройным, как кипарис, нежным, как бархат.

Мадам с шумом выдохнула, стоило мне провести ладонью по ее ногам, после чего я, опустившись на корточки, плотно сжал руками колени Ла Бель Фонтанон. Женщина всхлипнула, из-под сомкнутых век покатились слезы.

— А теперь встаньте же, наконец! Мы ведь с вами собрались танцевать, и мы станцуем, потому что и ваши ноги, да и мои истосковались по танцам!

В одно мгновение голос мой изменился, теперь в нем звучали требовательность, нетерпение. Схватив Ла Бель Фонтанон за руки, я потянул ее на себя, сначала осторожно, потом сильнее. Тяжко вздохнув, женщина затряслась всем телом. Вдруг она сдавленно вскрикнула, будто пробуждаясь от кошмарного сна, и… встала. Я, не переставая, изливался в лести. Прекрасная и стройная, как цветущая магнолия, гибкая, словно ивовая ветвь, привлекательная, словно подернутая утренней росой роза. Я расточал комплимент за комплиментом, одновременно обвивая руки вокруг талии Ла Бель Фонтанон, в конце концов, мне все-таки удалось вытянуть из нее подобие танцевального па.

— Слышите этот чудесный оркестр, — вопил я, — он играет для нас с вами! Прислушайтесь же, мадам! Пока что звуки его раздаются вдалеке, но вы уже в состоянии различить отдельные инструменты, начинающие вальс. Вслушайтесь в эту музыку, насладитесь ею, отдайтесь ее ритму. Прошу вас, не отказывайте мне. Позвольте мне доказать всем собравшимся в этой гостиной — Ла Бель Фонтанон снова с нами!

Царившее в зале напряжение разрядилось в оглушительных овациях. Публика пришла в такой восторг, что принялась молотить ногами по паркету. Раздавались возгласы «браво», поздравления в адрес парижской красавицы, никто пс скрывал восхищения увиденным. Кое-кто из дам пустил слезу, мадам Руссо заламывала руки. Мне показалось, что я загипнотизировал не только Ла Бель Фонтанон, но и часть гостей в зале, — дамы протягивали руки кавалерам и начинали кружиться в вальсе. Граф де Карно, явно не успев оправиться от произошедшего, не стесняясь слез волнения и аплодируя, приближался ко мне.

Мне не пришло в голову ничего лучшего, как передать парижскую красавицу в объятия графа. Ла Бель Фонтанон сделала с ним несколько танцевальных па, потом движения ее вновь обрели скованность, и я тут же вернул ее в свои объятия, вновь начал рассыпать комплименты, стремясь подбодрить. И сразу же стало тихо — каждому не терпелось слышать, что же такого я ей говорю.

— Мадам, — с улыбкой нашептывал я женщине, — время летит ужасно быстро. Вы наверняка устали, верно?

— Верно. Я ужасно устала.

— В таком случае вам необходимо выспаться.

Ла Бель Фонтанон обмякла в моих объятиях. Я осторожно усадил бедняжку в коляску, и под овации зала ее увезли со сцены. Мы с графом последовали за ней. В зале тем временем вновь откупоривали шампанское.

Впоследствии граф признался мне, что до сей поры не принадлежал к числу почитателей магии, гипнотизеров и месмеризма. Данное представление рассматривалось им как своего рода эксперимент. Граф Максимилиан Жозеф де Карно именно потому связался с маркизом де Пюсегюром, что все попытки излечить его дочь Элен, прибегая к традиционной медицине, оказались безрезультатными. Поэтому и возник Коперникус. И если бы последнему удалось поставить на ноги Ла Бель Фонтанон, рассуждал граф, то можно было бы и предпринять попытку исцелить Элен.

— Я рассматриваю дело таким образом: если Коперникус избавит эту куртизанку от коляски, тогда можно смело приступать к лечению Элен. Припадки паралича, которыми она страдает после падения с лошади, в последнее время принимают воистину угрожающий характер. И мне в конце концов оставалось надеяться лишь на чудо.

Именно так и обстояли дела. Только вот Элен помочь было крайне затруднительно, ибо она в данный момент находилась в руках карбонариев. Дело в том, что Элен похитили, и похищение представляло собой блестяще организованную акцию. Выкуй составил запредельную сумму, которая была выплачена банком Буасье. Заданный в полушутливой форме вопрос о кредите на самом деле имел самую серьезную подоплеку, равно как и девиз герба Парижа.

Так что, прежде чем приступить к исцелению Элен от паралича, девушку предстояло вырвать из лап карбонариев, а потом-потом все обернулось совершенно по-другому.

Сенсация не заставила себя долго ждать, и это была самая настоящая сенсация. Мне даже не было нужды прибегать к подтверждениям своего гипнотического дара, чего, разумеется, все вокруг возжаждали. Я сослался на «упадок сил» и необходимость восстановления оных после столь напряженного опыта. Ко всему иному и прочему, меня не оставляли угрызения совести по поводу бедной мадам Руссо — моей консьержки, которую я против ее воли подверг столь суровому испытанию.

Меня не захотят и слушать, вопил я, обращаясь при этом к мадам Руссо, стоявшей рядом с бокалом шампанского.

— Не так ли, мадам? Вас все это здесь не утомило?

— Что вы тут болтаете! Это неслыханно!

— Отчего вы столь невежливы со мной, мадам?

— Что вы тут болтаете! Это неслыханно!

Эта словесная дуэль, игра «вопрос — ответ» продолжалась еще какое-то время, после чего консьержка под оглушительный хохот присутствующих поспешила исчезнуть. Ничего-ничего, любишь кататься, люби и саночки возить, подумалось мне, но по доброте душевной я все же упросил графа доставить мадам домой в его экипаже.

Что было потом с мадам Руссо — отдельная история. Не будь она столь смешной и занятной, я не взял бы на себя труд пересказывать ее. Во всяком случае, в том, что касалось хронологии, она представляла собой пример упреждения.

Вероятнее всего, консьержка тотчас по прибытии домой рухнула в постель как после доброй попойки. Ей не помешала бы и доза успокоительного, а может, и без него она заснула как убитая. Могу лишь гарантировать, что так засыпать ей в жизни еще не доводилось. На следующее утро я увидел, как она торопливо семенит прямиком в церковь Сен-Этьен-дю-Мон. Перебрав четки, она наверняка положила кое-что в церковную кружку, самую малость, поскольку была свято убеждена, что все бедные сами повинны в своей бедности.

После этого я наскочил на мадам Руссо, когда та спускалась по лестнице.

— У вас такой вид, мадам, будто бы кто-то перепугал вас до смерти. Может, вчерашнее шампанское не пошло вам на пользу?

— Что вы? Но эти ночные кошмары! Я даже толком не помню, как оказалась дома. Боюсь, я схожу с ума. Можете радоваться, месье Кокеро! Вполне возможно, что неделю спустя увидите меня в Сальнетрие или же в вашем шарентонском заведении. Хотя после всего того, что вам удалось вчера, педолог час, когда вы будете жить во дворце. Если бы вы знали, как я вам завидую! Нет, счастье всегда обходило меня стороной, доставаясь еще кому-то.