Джина Лагорио - Она и кошки

Вот уж которое утро Тоска, просыпаясь, ощущала непонятное недомогание. Не то чтобы сама болезнь, а такое чувство, как будто заболеваешь: ломота в костях, нервный озноб по всему телу, — может, что-то с давлением? Она назвала это словом, которое кто его знает где вычитала: вибрация.

— Ну вот, — сказала она себе, — опять у меня вибрация, хотя спала не хуже обычного. Ну что, Поппа, уже и на жару не сетуешь? Ночью дождь был, и вроде посвежело, так что сегодня утром дадим шлангу отдохнуть, а то слишком много воды — тоже вредно. Так, что теперь? А ничего, вот только внутри дрожь; если бы у меня, Поппа, был хвост, как у тебя, то его бы трясло, как былинку на ветру!

Тоска встала, кошка обессиленно следила за ней одними глазами, не поворачивая головы. Тоска погладила ее, потом тихо-тихо пододвинула миску с молоком, к которому животное за ночь даже не притронулось. Поппа только вздохнула, и Тоска догадалась:

— Зашипела бы, да сил нет? Но я и так поняла, что ты ничего не хочешь.

Она пошла в ванную. У нее была привычка следить за собой, за своим телом, хотя она и отзывалась об этом с насмешкой: «Никому ты больше не нужна, но продолжай настаивать на своем». Или: «Ну и что? Я должна нравиться себе самой». Прежде она добавляла: «И Миммо», а теперь только вздыхала. К кошке она относилась по-другому — заботливо, но без особой нежности, так ухаживают за свекровью, невесткой или соседями.

Любовь порождает любовь. Миммо, тот отвечал ей взаимностью. Ленивец, гуляка, упрямец, эгоист, нежный и жестокий мучитель, каким может быть лишь самое близкое и дорогое существо, которое знает, что способно укротить тебя, ибо само оно неукротимо.

Выйдя из ванной, Тоска направилась на кухню. Когда наливала себе кофе, раздался звонок, и от неожиданности она опрокинула чашечку и обожглась.

Пришел газовщик снимать показания счетчика. За ним с быстротой пущенной стрелы прошмыгнули в квартиру трое маленьких тигровых котят.

— Вот они, три мушкетера! — смеясь, воскликнула Тоска. — Поппа, смотри, к тебе гости, ты что, не рада?

Котята окружили пузатую кошку. Отталкивая друг друга головами, мяукая, рвались к соскам. Поппа шевельнулась, длиннющий хвост заметался в воздухе, троица отскочила и замерла. Они смотрели на нее стеклянными глазами, подняв торчком хвост и уши.

Газовщик наклонился и, упираясь коленом в пол, разглядывал счетчик в темноте под умывальником. Потом поднялся, записал цифры в своем журнале и заметил:

— Да, одиночество вам не грозит. — И, немного помолчав, добавил: — Ну и вонючие твари!

— Это от жары, — вскинулась Тоска, — кошки тут ни при чем! А вы, чем драть с людей втридорога, лучше бы сантехнику проверили: не видите, здесь больше ржавчины, чем металла. То и дело унитаз засоряется!

Мужчина миролюбиво отозвался:

— Это не ко мне. Скажите хозяину дома, хотя вы правы, они тут явно поскупились: чтоб не засорялось, совсем другие материалы ставить бы надо. — И пошел было к двери, но Тоска остановила его, дотронувшись до плеча.

— Простите, конечно, вы не виноваты, просто я всегда бешусь, когда обижают бедных животных, чище которых на свете нет! А что до хозяина дома, то лучше не будить лихо, пока оно тихо. Как-нибудь перебьюсь. В этом году стены побелила, на будущий за ванную примусь. — И чуть погодя предложила: — Хотите кофе? Я только что сварила.

Мужчина, улыбаясь, отказался, и Тоска осталась одна с четырьмя кошками.

Через мгновение котята уже терлись около нее, щекоча голые ноги. Смеясь и подпрыгивая, отчего державшая ее в напряжении внутренняя дрожь рассыпалась мурашками по всему телу, Тоска наполнила три мисочки едой из холодильника.

Эти мисочки она держала для детей Миммо, которых хотя и выставила за дверь, но всегда была готова накормить. Причем выставила не сразу: сперва вырастила, выкормила из соски, ведь Поппа оказалась никудышной матерью. Слишком быстро стала опять шляться по ночам, а иногда и несколько дней кряду не возвращалась. В общем, Тоска порядочно с ними намучилась, хорошо еще, все это пришлось на раннюю весну. Потому что в начале мая, когда из Турина приехала хозяйка со служанкой — проводить ежегодную генеральную уборку, Тоске совсем стало невмоготу. Что ни день, то новые жалобы и претензии. Она и освежителями лестницу поливала, и полы мыла со спиртом, надраивая каждую ступеньку, — ничто не помогало: встречая ее на лестнице, хозяйка и домработница, старая сицилийка, и говорить-то умевшая только на диалекте, непременно строили гримасу отвращения, морщились, зажимали нос платком. Поппа снова понесла, троица уже окрепла, и Тоске пришлось уступить: выпроводила котят гулять по белу свету.

Те не очень-то и огорчились: бежали навстречу, завидя ее на улице, иногда мяукали в саду, если какой-нибудь другой кот опустошал пакетики, припрятанные для них между корней бугенвиллеи, изредка просились в дом. И до сих пор пытались отыскать соски матери. Сейчас они вылизали мисочки подчистую. Тоска отворила дверь: медленно, один за другим зашагали котята по лестнице.

Мать лежала неподвижно. Тонкая нить слюны потекла у нее изо рта, по животу волной прокатилась судорога. Пронзительный утробный вопль поставил Тоску перед фактом. Телефон ветеринара она знала наизусть: набрала номер, и тот пообещал прийти немедленно. Она присела рядом с кошкой, легко массируя живот, как ее научили, но долго не выдержала. Внутренняя дрожь подкатила к горлу, дыхание стало прерывистым, начинался приступ.

— Я мигом, не бойся! — крикнула Тоска.

Ингалятор, который она всегда держала в комнате на столике, принес ей секундное облегчение. Тем временем низкий протяжный стон Поппы, по мере того как боль нарастала, переходил в душераздирающий вопль. Ветеринар подоспел как раз вовремя. Тоска едва сумела открыть ему дверь и рухнула тут же в прихожей без сознания.

Спустя три дня она рассказала Тони о «счастливом событии». Как и в прошлый раз, дело было в саду, потому что для Тоски начались новые мучения. Поппа отказывалась сидеть дома и присматривать за новорожденным, слепым котенком, которого осторожно положили на подушку под олеандр. Джулия, девочка из парикмахерской, видела, как Поппа скатила его по лестнице и поместила прямо под колесами поставленной в неположенном месте машины. Тоска извлекла малыша оттуда и устроила ему гнездышко под деревом. Кошка время от времени подходила к детенышу, но все попытки затащить ее домой терпели неудачу: она оказала сперва сдержанное, потом отчаянное сопротивление.

— Семерых принесла, — рассказывала Тоска своей внимательной слушательнице, склонившейся вместе с нею над крохотным жалким комочком, — ветеринар помог мне от них избавиться… Да, немало хлопот я ему доставила. Представляете, у меня начался приступ, и я упала в обморок, едва открыла ему дверь. Он сложил их в коробку и сверху накрыл ее смоченной эфиром ватой. Так что они не мучались. — Как бы в ответ на молчаливый вопрос Тони, Тоска объяснила: — А этот остался, потому что она сама его выбрала. Кошки все понимают, поверьте мне, она знала, что потеряет их, и поэтому спрятала одного в серванте. Я и не углядела, как она туда пробралась, должно быть, когда я наливала ветеринару выпить и оставила дверцу открытой. Потом я нашла его, да не хватило духу убить. Словом, опять та же история.