Аласдэр Грэй - Падение Келвина Уокера

Он еще убирался на большом столе, когда послышались приближающиеся выкрики и приглушенное бормотанье. Шум нарастал. Грохнув, распахнулась дверь. Бурно высказываясь, вошла Джил, за ней Джек, покрывавший ее голос лаем:

— Хватит! Хватит!

Оба смолкли, увидев преображенную комнату и Келвина, о котором успели забыть. Джил сразу прошла к дивану и села со словами:

— Для начала я не могу понять твоего притворства, будто она тебе не нравится. Если, по-твоему, ничего нет, то зачем перед ней притворяться, будто есть? Вот что интересно знать. Из любопытства.

Зажав руки между колен, она не мигая смотрела в стену перед собой. Джек откинулся к каминной полке и устремил на нее недобрый взгляд. Оказавшийся между ними Келвин бочком прошел к раковине.

— Кончила? — сказал Джек. — Или еще что-нибудь добавишь? — Она потерянно смотрела на выстроившиеся перед ней стулья. Джек заговорил тяжело, с угрозой: — Слушай, если ты ждешь оправданий, тебе придется разочароваться. Я чисто случайно сел на пол рядом с ней. Я поддатый, она поддатая — все были поддатые. Вдруг она меня обнимает, лезет целоваться. Пусть она шлюха, но она красивая шлюха, мне захотелось ее поцеловать — я и поцеловал. И нечего заводиться — я ее не люблю. Когда я сказал, что она мне не нравится, я сказал совершенную правду. После пяти минут разговора с ней я готов лезть на стену.

— Зато лизался ты с ней двадцать минут. При мне фактически. На глазах у людей, которые нас знают!

— Слушай, Джил, полегче на поворотах! Предупреждаю: ты меня загоняешь в угол. Мне казалось, что мы отлично притерлись друг к другу и живем, как нам хочется — вместе и поодиночке. А если ты будешь так продолжать, ты загонишь меня в угол. И тогда мне нечего с тобой делать.

Джил нахмурилась и заговорила со старательностью ребенка, усваивавшего новое и трудное задание:

— Если я не буду полегче на поворотах… тебе со мной будет нечего делать. Впредь мне надо быть полегче на поворотах. Понятно.

Джек подошел к Келвину и с преувеличенным радушием сказал:

— Как дела?

— Очень хорошо…

В стену между ними угодила лампа и загремела в раковину, брызнув битым стеклом на плечо Джеку. Он кончиками пальцев смахнул осколки, продолжая спрашивать:

— Что, неужели нашли работу?

Келвин бросил встревоженный взгляд на Джил, еще не распрямившуюся после броска, раскорякой застывшую на каминном коврике, сверкая глазами.

— Не нашел, — сказал он, — но у меня было два собеседования и насчет одиннадцати я договорился.

Джил схватила со стола нож, занесла его над холстом на мольберте и перевела взгляд на Джека, говорившего Келвину:

— Отлично. И вас слушали после того, как вы назвали свое настоящее имя?

— Слушали, только недолго.

Джил наискось распорола холст.

— И никто не вызвал полицию?

Джил бросила нож, схватила метлу и, размахнувшись, повалила мольберт и ширму, опустошила каминную полку и обеденный стол, а потом еще толкнула стол, и тот поехал на колесиках, все круша перед собой. Раскрыв рот, Келвин взирал на этот повальный разгром. Перекрывая грохот, Джек крикнул ему:

— Замечательно, что вы тут прибрались.

Джил налетела на него и заскребла ноготками по лицу, крича истерическим сипом:

— Тварь! Подлая тварь!

Поймав ее запястье, он крутанул ее, заводя руку за спину, и согнул девушку пополам. Свободной рукой он ухватил клок ее густых волос и дернул. Она крякнула. Он дернул сильнее, сказав:

— Не тварь, а творец! — Она издала звук, средний между кряхтеньем и всхлипом, он повторил: — Зови меня: творец! — и сильнее потянул за волосы.

— Творец! — взвизгнула она. Он отпустил ее и, скрестив на груди руки, привалился спиной к сушилке. Джил выпрямилась и, потирая ноющий локоть, обратила к нему спокойное, смертельно бледное лицо. Келвин посмотрел на них обоих и потрясенно вымолвил:

— Вы очень дурно сделали.

— Джил, безусловно, согласится с вами, — сказал Джек.

Джил с презрительной улыбкой сказала:

— Вонючий эксгибиционист.

Он угрюмо кивнул. Выбирая, где можно ступить, она прошла к камину, вытянула из груды перед ним детектив, села на диван, положив ногу на ногу, и принялась читать.

Напереживавшись за три минуты больше, чем за всю предыдущую жизнь, Келвин стоял ни жив ни мертв. Он не сразу даже осознал, что Джек держит его за локоть и с тихой паникой в голосе говорит ему:

— Я с ней не справляюсь, когда она в таком настроении. Поговорите с ней. Взбодрите. У вас получится.

Келвин отсутствующе кивнул.

Джек ушел в свой художественный угол и стал умело и неслышно прибираться. Келвин подошел к дивану и сел рассчитанно подальше от Джил. Она не обратила на него никакого внимания. Он положил между ними три фунта и кашлянул. Она холодно отозвалась:

— Да?

— Это деньги, которые вы вчера заняли у актера.

— У вас их вроде бы не было.

— Денег не было, но были материны безделушки, и сегодня утром я их заложил.

— А-а…

И, помолчав, добавила:

— Зря.

— Мне все равно нужны деньги. Через неделю-другую выкуплю.

— Ладно.

Она перевернула страницу. Келвин кашлянул и сказал:

— Вы не против, что я убрался в комнате?

— Ничуть.

Помолчав и по-прежнему глядя в книгу, она с горечью сказала:

— Я убиралась, пока Джек не дал понять, что ему до лампочки мои старания.

Келвин участливо сказал:

— Верно, без поощрения у кого хочешь руки опустятся. Я вот сегодня работал, надеясь, что вам будет приятно, и раз вам это приятно, я за милую душу буду убираться. Пока я здесь, понятно.

Джил медленно выпустила из рук книгу и повернулась к нему. Позади тихо копошился Джек. Глухим напряженным голосом она сказала:

— Я вам нравлюсь, да?

Келвин кивнул. Она облизнула губы и потянулась к нему лицом. Он с грустной улыбкой помотал головой. Взяв его руку в свои, она шептала:

— Поцелуйте меня! Поцелуйте!

— Нет. Вы хотите сделать ему больно, — он кивнул назад, — но он ничего не почувствует, потому что это ничего не значит, а я хочу, чтоб это кое-что значило. — Джил уронила лицо в ладони и разрыдалась. Келвин обнял ее за плечи и задумчиво, немного нараспев, заговорил: — Я не очень разбираюсь в любви, мне на нее не везло, но, сдается, это противоестественное чувство. Люди, которые только и могут нас утешить, причиняют нам боль. Не такой должна быть любовь. В жизни и без того хватает огорчений. Любовь должна наводить чистоту и порядок, а не запутывать и не ломать ничего, и ведь иногда она так и действует, правда? — Прильнув к нему, Джил громко всхлипывала. Его сердце бешено колотилось, и, прежде чем продолжить мысль, он сделал глубокий вдох. — Для большинства, — сказал он, — любовь кончается браком — свое гнездо, завтрак по-человечески, а не на кухне, современные обои, телевизор… но как-то это не по-ницшеански. «Живи опасно», — говорит Ницше. Когда любовь перестает быть опасной, не сбивает с толку и не требует для себя мужества, она превращается во что-то другое. Нет, вы правы, что любите его, а не меня. — Джил затихла, уткнувшись лицом ему в грудь. Он ласково потрепал ее по плечу и сказал: — Жить с Джеком — это опасное и прекрасное приключение. Завтра-послезавтра хозяйка может выставить вас на улицу. Куда вы денетесь? Вы сами не знаете, но у вас есть друзья, где-нибудь устроитесь. А где вы будете через год, с какой мебелью, в какой одежде? Опять вы ничего не знаете. Это со мной все можно разложить по полочкам. Мое будущее ясно, потому что мою жизнь определяет воля, а не чувства. Сейчас, наверное, из-за рубежа и из провинции много понаехало нашего брата, настырных пасынков, штурмующих командные высоты. А Джек настоящий отщепенец, бандит… аристократ. Меня даже Ницше не спасет от участи буржуа, респектабельного и скучного буржуа. — Джил передернула плечами. Он грустно сказал: — Пожалуйста, не плачьте.