Аласдэр Грэй - Падение Келвина Уокера

— И уверуем запятая ныне и присно запятая в самое веру — прописная «в» в слове «вера» восклицательный знак конец!

— Красиво сказано, мистер Уокер, — сказала миссис Хендон, — очень красиво.

— Э, нет, миссис Хендон, — сурово оборвал ее Келвин, — не красиво, а — верно, что важнее. Теперь дело за вашей машинкой. Отнюдь не претендуя на то, что в моей диктовке сплошные золотые россыпи, я все же думаю, что серой массы там меньше, чем мы ожидали. Хаверсэку понравится. Я удаляюсь. Я еле держусь на ногах.

Он необыкновенно торжественно поднимался к Джил. Он был исполнен трепета перед открывшимся талантом.

Как-то за завтраком Келвин распечатал конверт, внимательно прочел пригласительную карточку и сказал:

— Тебе придется купить новое платье, шляпу, туфли, пальто, чулки и прочее. Денег уйдет масса, потому что ты должна выглядеть как все и при этом выделяться.

— Зачем? — сказала Джил.

Он передал ей карточку. Там было сказано, что Ее Величество поручила лорду-канцлеру пригласить Келвина Уокера с супругой на чай в саду Бекингемского дворца; форма одежды — парадная для утренних приемов, мундир или пиджачный костюм. Джил задохнулась от восторга. Она сказала:

— Откуда королева знает о нас?

— Скорее всего, она ничего о нас не знает. Это Дилан Джонс устроил.

— А она побеседует с нами?

— Мы будем стоять как бы в очереди, и, когда подойдем к ней, она пожмет нам руки и скажет, что рада нас видеть. Меня немного смущает одно обстоятельство. Я бы и не упомянул о нем, не возникни тема чая. Я просил тебя класть мне две ложки сахару, а ты уже третий день подряд кладешь одну. Я молчал, надеясь, что это случайный недогляд, и не стал бы упоминать…

— Тогда зачем упоминаешь?

— Хотя об этом и не стоит упоминать, но помнить об этом ты должна.

Джил на секунду задумалась, потом пододвинула к нему сахарницу и вернула карточку, сказав с грустью:

— Неужели тебя это не волнует, Келвин?

— Ты о приглашении? Нет, хотя я весьма удовлетворен. Еще один шаг в верном направлении. Плюс к тем, что я сделал недавно.

Она понимала, что он имеет в виду. Решительно отстаивая свою точку зрения во всех животрепещущих вопросах, по которым у основных политических партий не было разногласий, он стал знаменитостью общенационального масштаба. Как раз в этот вечер ему предстояло появиться в программе текущих событий, причем задавать вопросы будут ему самому. Джил не придавала событию большого значения — к тому все вроде бы шло, а что до нее, то она оставалась в стороне. Келвин объяснил, что их семейная жизнь пока не подлежит огласке, поскольку, с клерикальной точки зрения, они живут в грехе. После свадьбы все переменится.

Тут она вспомнила кое-что и развеселилась. Она сказала:

— Джек вчера звонил, совсем забыла тебе сказать.

— Джек? — озадаченно спросил Келвин. Он не сразу даже вспомнил, кто этот Джек, но Джил этого не заметила. Она сказала:

— Он был такой лапочка, я сказала, что мы женимся, он засмеялся, говорит: победил достойный, велел тебя поздравить. Ты главного не знаешь: он работает кондуктором автобуса.

— Скажите пожалуйста.

— Сегодня у него выходной, я позвала его поужинать с нами, и ты потом успеешь на свое действо.

— У меня нет никакого желания видеть его, — решительно объявил Келвин. — Он унизил нас обоих. Я не могу это забыть. Меня поражает, где твое чувство собственного достоинства, что ты зовешь его к нашему столу.

Джил тоже была поражена. Она пытливо вгляделась в него, убеждаясь в серьезности сказанных слов, и ответила ему так же серьезно:

— Джек остается моим лучшим другом, Келвин, неважно, что он больше не мой любовник. Ты не можешь это поломать. Он всегда был и будет мне дорог. И ведь ты ему дорог! Он пустил тебя сюда жить, когда у тебя вообще никакого угла не было. Ты что, забыл?

— Я не отрицаю, что у меня есть основания быть ему благодарным, — холодно сказал Келвин, — но мне он никогда не был дорог и не будет. Я не возьму греха на душу, утверждая обратное. Повидай его, если тебе так нужно, только меня здесь не будет. Я пришлю машину отвезти тебя в студию.

Ей в который раз пришлось убедиться в том, как ловко он загоняет в слова любое дело, — ей нечего было возразить. Она пробормотала под нос:

— Не думаю, что мне хочется ехать.

— Ты должна поехать. Сегодня все решается.

Он встал из-за стола, взял галстук и внимательно повязал его перед зеркалом над камином. Вздохнув, он сказал:

— Огорчает меня эта свадьба, честно говоря.

Она подняла на него глаза:

— Ты хочешь отложить?

— Да нет, откладывать дальше некуда, к приему у королевы мы должны быть женаты. Только церковь — это куда приличнее отдела гражданских состояний.

— Почему? Ты не веришь в бога, мне религия безразлична — в чем же дело?

— Я не говорил, что не верю в бога, я говорил, что я против него. И что он умер. Но он воспрял к жизни в ту ночь, когда я окончательно завладел тобой.

Джил закрыла рукой глаза. Своим обволакивающим размеренным голосом он говорил вещи, в которые истово уверовал, а ей все это казалось дурным сном.

— Ты помнишь ту ночь? Совершенно неожиданно для себя я обратил к богу слова горячей признательности и сделал это с полным сознанием или, если угодно, неосознанно, поскольку действовал безотчетно. Это было совсем не то, что домашняя молитва в Глейке, потому что существо, к которому я обращался, которое тогда было в одной комнате с нами, — оно больше не питало ко мне ненависти. Оно ободряло меня. После этого я не мог не задаться вопросом, только ли своим собственным упорством — причем за какие-то несколько недель — я добился всего, о чем только мечтал, — есть работа, любовь, известность, деньги, влияние и домашний очаг. Ответ ясен: нет и нет! По натуре я не столь возвышен и неукротим, каким стал, обладая тобою.

— Это верно, — сказала Джил.

— Это так, — сказал Келвин, застегивая перед зеркалом жилетку и с удовольствием в нем отражаясь. — Тут действовала верховная сила. С самого начала, даже в малой степени не сознавая этого, я был перчаткой на деснице Того, Кто овеял инеем небеса и из лона исторгнул лед. Это было смиряющее откровение.

— Ради бога, прекрати, Келвин! — взмолилась Джил.

— Некоторые твои высказывания, — обронил он, — словно разводят нас на миллионы миль.

Он взял в руки «дипломат», зонтик и направился к двери.

— Читай мои статьи в газетах, — сказал он. — Смотри меня по телевизору. Изучай письма моих почитателей. Людям близки мои богоданные убеждения, они хотят жить в законопослушном мире и иметь надежную крышу над головой. Сегодня я впервые буду отстаивать свою новообретенную веру перед поистине огромной аудиторией. Ты мне нужна там, Джил, я должен ощущать тебя рядом. В тебе моя удача. Ты вернула меня богу. В этом и было твое предназначение. Ты должна прийти сегодня.