Александр Грог - Время своих войн 1-2

«Пятый» — ходячая энциклопедия, когда обращались к нему, только посмеивался.

«Меч, не способный поразить — мертвый меч!» — вторил Леха. И все соглашались — в подразделении подобные сентенции к месту, они нужны как разноголосые подпевки к мотиву — общей, не вызывающей сомнения, мотивации. Оружие, даже самое неприхотливое, надо содержать в порядке и обязательно кого–нибудь поразить — на его изготовление государством немалые деньги потрачены.

Веселого нрава не прикупишь. Даже у Петьки — Казака не займешь. Леха больше играет в веселость, что никого не обманывает, слишком много желчи в его веселье.

— Поставим вопрос иначе: могу я обвинить ихнее ракообразие в сексуальном домогательстве к моей персоне? Если я вижу, что оное образование, наглейшим образом подменив собой законодательную и исполнительную, домогается, пытается снасильничать над моей персоной (в частности) и государством (в целом) — тем самым государством, которое, ввиду собственной детскости исторического возраста, а с тем и наивности, поручено мне защищать — о каком, простите, полюбовном или контрактных отношениях здесь может идти речь?

— Ближе к сути!

— Суть развратных действий состоит в том, что нам предлагается вступить в интимные отношения с нынешней блядской системой мироустройства, которая категорически не устраивает мою личность. Причем с навязчивостью, которая превосходит всякое терпение, и без всяких скидок на нашу нормальность! Суть моих претензий — надо мной, фигурой цельной, со здоровой ориентацией, и государством, в настоящее время недееспособным, особо нуждающемся в моей опеке, осуществляется попытка насильственных действий. Это что, простите, за… Ну, вы поняли! Как я на это должен реагировать?

У «Шестого» опять ноет ладонь, словно застарелый ревматизм или зубная боль, что отдается каждым толчком крови. Знает, что за болью готовы полезть воспоминания; тоже какими–то толчками, причем только те, что хотелось забыть, и даже казалось, что давно забыл. Странно это, более поздние шрамы так не беспокоят, а этот первый и небольшой — что в самой середке ладони — одно время исчезнувший, а сейчас вновь проступивший, лежащий поперек той борозды, что считается линией жизни… Странно. Видом, словно не он, не шрам по линии жизни прошелся, а сама линия жизни шрам рубит…

— Профессионал блядью не станет — только патриотизм дает смысл работы. Продался? Остальное потеряло смысл, а без смысла работа «не покатит», тут точно не быть профессионалом — потому как недоделанный, готов стать блядью повторно и еще раз!

Так Лешка — Замполит выстраивает свою логическую цепочку бесперспективности предательства как явления.

— Предатель — всегда недоделыш, ему вечно будет чего–то не хватать до полноты; так и будет продаваться в надежде компенсировать ущербность, но его знания, умения — все! — неполны изначально, ущербны! — Тут Леха переводит дух и продолжает еще более зло: — Про душу сволочи умолчу по причине переполняющей меня матерности. Изгавкаюсь! Все мы бобики разные, но вскормлены одним. Пусть привязь теперь такая, что шариком катись в любую сторону, — все одно! Потому, тут либо пуля в лоб, либо жди на вечной страже, выглядывай… жди момента в глотку тому, кто в доме решит пошарить, в расчете что хозяева спят! Есть связи, которые не рвутся, и если русский офицер не патриот — значит, это… значит не офицер он, а сука!

Времена подлые.

Это тот самый год, когда взяли Квача — состоялось смешное покушение на Чубайса — фигуру в жизни России одиозную, и по этому делу арестовали Квачкова, человека с биографией. Удивлялись… Кто–то ляпнул, а не сговорился ли он с самим Чубайсом, и Лешка — Замполит рассвирепел.

Много непонятного. А Извилина так и говорит:

— Это не может быть по определению, поскольку не может быть вообще!

И действительно… Школа одна, одинаковые «уставные» к подобным мероприятиям, которые составляются опытом поколений, практикой войн. Если выставлена засада, то шансы у противника остаются минимальные, скорее случайные. Одна школа специалистов — советская школа — опирается на кровавое: на Финскую, на опыт Отечественной, на Афганскую. Оттуда черпает и будет до следующего раза.

Словно охрана Чубайса разыгрывала неважненький учебный спектакль сама с собой. Здесь и оставление охраняемого объекта, и ковбойская перестрелка со своими пукалками против автоматов — странная перестрелка, будто та и другая сторона больше всего на свете боялись кого–нибудь зацепить…

— Если не перекрыты маршруты движения в ту и иную стороны, это не является засадой по определению. Это ничем не является! — говорит «Третий»: — Могли б, хоть насмех, елочки подрубить.

— Кто ходит на охоту с куском мыла в полкило? — возмущается Лешка — Замполит: — Помнится, в Палермо местные удачно на какого–то прокурора поохотились — так там под двести было! Пожадничал?

То, что на квартире у Квача обнаружили взрывчатку, его неучастие в этом балагане в глазах всех только подтверждало. Идти на операцию и не подчистить за собой? Не безграмотность — чушь! Да и на кой ляд оставлять запасик, если здесь получалась едва ли не новогодняя хлопушка? Достаточно было увидеть тот фрагмент, что показали в новостях — взрывное устройство располагалось ниже полосы уровня дороги, и даже сугроб в ее сторону не раскидало. Еще и неснаряженное, без оболочки… Шишки с елей стряхивать? Галок пугать? Да взорвали после того, как машина метров сорок проехала… Тут совсем уж… тут даже слов нет!

— Как он там? Кто–то знает?

— Держится, как положено.

— А как положено?

— Молчит.

— Что думаете? Если, вдруг, он?

— Контуженный.

— Не настолько контуженный, чтобы так сработать…

Номер Первый прерывает треп.

— Абстрактная полемика. Некорректно обсуждать действия, коль скоро не обладаешь той же исходной информацией, что и командир на момент принятия решения. К моменту обсуждения знаешь больше, по крайней мере — чем закончилось. Давайте собственное решение.

Не изменяя своему правилу, на месте — «на коленке» — расписывают, как бы действовали сами — пусть даже с катастрофическим недостатком материальных средств. Опять получается, что не было у Чубайса шансов, если бы против него сработали специалисты — совсем не было.

— Подстава, типичная подстава! Квач — практик, в Афгане топтался.

Смурнеют… Что там говорить, стоимость одноразового гранатометного типа «Муха» (которые они, кстати, в Афганистане, выходя на боевые, брали целыми связками — носили как дрова) была в несколько раз меньше стоимости автомата Калашникова.

— Чубайс на всякий случай пути отхода готовит. Сорвется к Абрамовичу в Англию — тот ему уже яхту с подводной лодкой приготовил.