Александр Грог - Время своих войн 1-2

А со дна бездны Лаврентий Бурлак смотрел на солнце.

Но не увидел его.

Он умирал слепым.

— Какие шансы у нас? Если в ту яму прыгнем? — спрашивает «Второй».

— Я скажу! — Петька Казак в разговор лезет клином. — Пятьдесят на пятьдесят! Либо получится, либо нет — остальное побоку. Точная циферь для лукавых!

Доброе слово злого не уймет. Время пришло злых слов и дел.

— Логика — враг рассудка? Хорошо. Возможные потери?

— Общие? — просит уточнить Сергей — Извилина.

— В нашей группе.

Извилина медлит.

— Расчетные — от восьмидесяти процентов состава.

Кто–то ахает, кто–то тихонько свистит сквозь сжатые губы.

— Ого!

— Ты всерьез? То есть, выживут один–два? Тогда какой смысл?

— Это в случае абсолютного успеха операции. Если успех будет частичный, то выживших будет больше.

Если бы кто другой сказал, а не Сергей, не поверили бы, но раз сам Извилина шансы перетрясает, раз рот раскрыл, следует уши вострить — у него концы с концами всегда сходятся — видит и просчитывает много дальше остальных. Пробовали выяснять — как такое удается? Что тут? Больше походило на мозговое шаманство — неизвестно с чего угадывал.

— Напарадоксил, блин, на нашу голову…

— Ну, раз Серега… Он у нас оракул, как скажет — так будет.

— Есть что добавить?

— Ничего, кроме того, что если ты не идешь на войну, когда она только зарождается и выглядит, как непослушный ребенок — война приходит в дом и начинает не по–детски шалить.

— Если речь идет о каком–нибудь ядерном шантаже, то я — пас! — заявляет «Третий». — Не по мне эти игры. Одно дело ихние игрушки уничтожать вместе с обслугой, другое дело самим такой херовиной размахивать. Даже, если и понарошку. Ведь понарошку? — с надеждой спрашивает он.

— Никакого ядерного шантажа, никаких захватов ядерных боеголовок или ядерных станций. Натуральная войсковая операция по взятию города, со всеми вытекающими; как так — уничтожением объектов инфраструктуры, командных центров и… Ну, сами понимаете.

«…и сопутствующими жертвами среди мирного населения» — добавляет каждый про себя.

— Политический аспект? Последствия?

— Должно волновать? — возмущается Петька — Казак.

— Вопрос был Извилине.

— Непредсказуемые. Но исхожу из следующего. Когда бьют шестерок на глазах хозяина, а он сделать ничего не в состоянии — авторитет его, хотя бы в глазах тех же шестерок, уходит в никуда. На какое–то время остановит планы по расчленению России и готовящееся, после ряда провокаций, вторжение голубых касок в Белоруссию. Никто не возьмется гарантировать, что групп, подобно нашей, не существует, как и то, что они предпримут в следующий раз.

— Хочешь сказать, еще есть? Мы первые начинаем? — спрашивает Казак.

— Вопрос не обсуждается.

Не обсуждается, так не обсуждается, все люди военные. Сказано «от сих до сих», значит, так надо, и так будет.

— Остановим?

— Остановить? Нет. Но отсрочим на какое–то время, а там… Авось!

«Авось» — это уже кое–что, это близко к результату.

— Чем сильнее их огорошим, тем…

Войсковая разведка бывает разная. Кто на что сориентирован. Учат всяким штукам, но больше всего трем: бегать, прятаться, убивать, все остальное — вариации. И при этом думать, думать, думать… очень быстро. Основное? Принадлежность элите и стремление соответствовать образу, с каждым разом завышая себе критерий. Подобных групп было когда–то порядочно — каждая со своими задачами. Много уделяли подбору «по умениям», чтобы дополняли друг друга, и психологической совместимости. Можно ли считать неким совпадением, что подбор оказался настолько крепким, что спаялись в силу — не разорвать? Не разорвать приказами.

Может, возраст подошел такой — думающий? На подобной работе мало кто до такого возраста удерживается — чтобы возникло низовое исполнительское звено, думало «постороннее» — о стратегии государства. Чтобы само вдруг решалось само определять — что ему, государству, лучше.

Если разобраться, Извилина во многом виноват; взял за моду снабжать информацией — достоверной, а не той, что велено считать правильной. Где брал, выуживал, видел ли события по другому, но бывало говорит: «Кранты теперь Чаушеску! Румыния внешний долг выплатила, никому не должны — могут на себя работать. Такое не прощается — сольют его. Собак начнут вешать, а потом — жди событий…»

И действительно — понеслось. Пресса вдруг накинулась, — словно действительно, собак спустили. И диктатор он теперь, и убийца, и вор — дворцов себе понастроил, и секретно–кровавыми службами обложился…

А когда самих туда перебросили — вроде туристов (с автоматами в багажнике), тогда задумались. Вернее не тогда, а уже после, слова Извилины вспоминая. На момент операции ни о чем ином, кроме операции… Задачу выполнили — местный «абвер» не пикнул (было бы кому пикать!), архивы перехватили, «кому следует» передали и даже неинтересно — кто теперь тех марионеток за нитки водит. Но осадок остался. Чем больше знаний, тем меньше веры. Еще деталь из страннейших, если только не знать, что случится через несколько лет. Работали вплотную с израильтянами, должно быть «Моссадом» — впервые такое в практике — велено было понравиться друг другу, но не понравились. Все не понравилось, но больше всего ненужная делу засветка.

Войсковая разведка бывает разная. Назначение ее — специальное. Общее у всех — умеет мыслить. Иным дано тактическое, другим видеть не только собственную частность, но и общее — картинку, и по ней предугадывать, какие частности произойдут в тех или иных местах. Части ВДВ создавались так, словно хотели увидеть войсковую разведывательно–диверсионную во всей ее мощи, расширить ее силовое значение. Не все получилось, но ВДВ — личный резерв верховного — наиболее боеспособные воинские части хотя бы в психологическом плане. Осознание принадлежности к элите создает и братчину, хотя некоторые ее проявления со стороны и кажутся уродливыми, но и это — традиции направленные не в ту сторону.

Опричнина — введение чрезвычайного военного положения ввиду активизации внешнего и внутреннего врага. Опричники — первый русский официальный спецназ. На момент расцвета 15 тысяч составляло братчину — личный резерв и гвардию государя. Ни один из государей земли русской не был оболган столь неистово, как Иван Васильевич Грозный. Ну разве что — Сталин, чему всяк и сейчас ежедневный свидетель…

Суворов ковал, и в высшей степени закалил русский спецназ в практике воинских походов. Именно итальянский поход, который изумил Европу, явил миру воинов специального назначения, которых многие монархи потом будут просить взаймы или купить у русских царей, но не получат желаемого ни разу. Воинов–пахарей, пришедших на службу не из местечек, а взятых с земли, от сохи, отобранных крестьянскими общинами со знанием сути. Ни одного полководца не желали бы забыть столь сильно, как Суворова.