Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

Ах, тот вечер, когда Мариан появился так неожиданно… Не такой, как всегда, какой-то более человечный, словно в его интеллектуальной броне образовалась брешь. Судьба в тот раз к нам благоволила: моя сожительница уехала повидать родителей. И Мариан, человек, обычно неохотно рискующий своей репутацией, пробыл у меня до самого утра; и только перед уходом рассказал, что пришел вчера ко мне прямо с похорон отчима.

Листва в этом году желтеет раньше обычного, заметил ли это Мариан? Мишь начала рвать кроваво-красные, желтые и двухцветные листья, складывать их в красивый букет — пусть у Мариана в его холостяцкой комнате будет хоть такая вот частичка природы в вазе.

— Оставь это на обратный путь, не таскать же букет целый день…

Расположились на мху перекусить; уплывали с облаками в высоком синем небе… Мишь достала бутерброды с колбасой, не сказав Мариану, что для сегодняшней прогулки потратила последние талоны на мясо.

— Ты не голоден?

— Нет.

Он лежал навзничь, подложив руки под голову, с закрытыми глазами, Мишь пощекотала его травинкой под носом.

— Что-то не очень ты разговорчив!

— Наверное, это профессиональное. Мерварт утверждает, что немногословность и простота — главные свойства науки.

— Ох уж этот Мерварт! Ты его и в лес за собой тянешь?

— Он незаменим. Никто другой не смог бы создать атмосферу, — как он называет, esprit de corps [37] Корпоративный дух (франц.). , чувство взаимной солидарности, нечто вроде страстной преданности институту.

Как бы мне сделать так, чтобы и между нами двумя возник этот самый esprit de corps.

— Смотри! — показал он, подняв руку: на фоне изменчивых облаков кружил хищник. Большими кругами парил на теплых воздушных струях под облаками, бесконечно долго не взмахивая крыльями.

— До чего это, должно быть, чудесно — вот так, в тишине и покое, обозревать мир под собой. Если это орел, то он будет вот так кружить еще лет восемьдесят.

— Если, конечно, у него нет рака. У птиц его тоже обнаружили.

Мишь вздохнула. Нет, мой избранник — не поэт, а человек со всеми задатками будущего ученого, а такие люди должны обеими ногами стоять на земле, если хотят чего-то достичь. Вот только вопрос — избранник ли он мой?

Вдруг Мариан приподнялся на локте.

— Послушай, Мишь, когда я утром заходил в институт, включил я сушку в лаборатории или кет?..

— Откуда мне знать, Мариан, ведь мы встретились у автобуса!

— Никак не могу вспомнить!

— А что случится, если ты ее не включил?

— Многое! Рано утром я удалил селезенку у мыши. После этого ткани надо дать высохнуть, чтобы можно было продолжить эксперимент. В понедельник утром я должен сообщить результаты. Перница и Крижан — мои коллеги по теме — на меня полагаются… — Он заметил, что Мишь несколько удивила такая самонадеянная формулировка. — Ну, те двое, у которых я работаю…

Мариан встал, рассеянно прошелся туда-сюда. Попробовал вслух восстановить все, что делал утром в институте, прежде, чем отправиться к автобусу.

Но уверенного ответа на свои сомнения так и не нашел: чем дальше, тем больше ему казалось, что он сушилку не включил.

И он не смог уже снова улечься на мох, плыть с облаками по небу. И хищник исчез где-то за кронами старых буков.

— Перница и Крижан совершенно уверены, что я подготовлю опыт за субботу — воскресенье., — По встревоженному лицу Мариана все яснее читалось, что прогулка испорчена.

Говорят, новым гипотезам в области исследований верят только их авторы. А экспериментам Верят все, кроме тех, кто их проводит, сказал однажды Мариан. Потому что только тот, кто их делает, прекрасно понимает, как всякая мелочь, случайное упущение могут увести на ложный путь.

— А если позвонить в институт? Наверное, даже привратник может пойти посмотреть, включена ли сушилка в лаборатории…

— Но почта в деревне по воскресеньям не работает!

— Телефон наверняка есть в Национальном комитете. Мариан вытащил карту. До ближайшей деревни два километра.

Каким-то образом получалось так, что он все время был как бы чуточку впереди, хоть Мишь старалась держаться рядом. И уже не занимали его ни опята на пеньках, ни серна, остановившаяся перед ними на дороге, — она постояла недвижно, потом плавным прыжком скрылась в перелеске.

Дверь в Национальный комитет, что разместился на небольшой безлюдной деревенской площади, была, как и следовало ожидать, заперта. От местного жителя узнали: староста, как по-старому он его назвал, уехал куда-то в гости, но секретарь, может быть, дома. Они действительно застали секретаря, убедили его, что это не безответственная шутка молодой парочки; если б не Мишь — кто знает, удалось ли бы Мариану с его лаконизмом оторвать секретаря от домашних дел и заставить пойти с ними в канцелярию. Но, когда он по старинному телефону с высоким рычагом звонил на почту ближайшего городка, лицо его уже выражало почтительность к тому, что вот, мол, от этого междугородного разговора зависит в медицинском смысле судьба всего человечества.

Пришлось подождать, пока их соединили. Секретарь бесцельно ворошил какие-то бумаги, Мишь старалась поддержать разговор притворным интересом к полевым работам и к тому, как крестьяне справились с нынешней катастрофической засухой. Но, когда она упомянула о советской помощи хлебом, секретарь насупился.

Время тянулось, от тиканья круглых часов на стене возрастала бессильная нервозность. Секретарь мрачно дымил, все чаще поглядывая на наручные часы, потом поднялся и застучал по рычагу телефона.

— Прага все еще не отвечает. Если бы вы звонили из Раковника, вас сразу бы соединили. А так разве им есть дело до какой-то деревни…

— Нам совестно, что мы оторвали вас от дел. Знаете что: не теряйте время, ключ мы принесем вам домой и заплатим за разговор, — сказала Мишь. — Можете на нас положиться, мы тут ничего не тронем. Если хотите, Мари-ан даст паспорт.

Секретарь, нерешительно взглянув на высокий серьезный лоб Мариана, согласно кивнул. Заперев все столы, он ушел. Паспорта не взял.

Стрелки стенных часов уснули на циферблате. В закрытое окно беспрерывно бились мухи. В комнате застоялся прокуренный воздух, Мишь открыла окно. Куры во дворе тотчас оживились, бросились к окну в напрасной надежде полакомиться. В этот стеклянно-прозрачный день позднего лета, когда видно далеко-далеко, по синему, озаренному солнцем небосклону тянулись облака.

Зазвонил телефон, они даже вздрогнули. Наконец! Мариан нетерпеливо схватил трубку. Послышался грубый голос, Мишь даже за два метра слышала каждое слово.

— Это ты, Венца? Вот это повезло: я думал, тебя разве чудом застанешь в воскресенье… Ну как, уговорил Воженилека дать мне дня на два трактор?