Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

Крчма, не останавливаясь, глянул на Пирка через плечо.

— Такой же вопрос возник в свое время у меня, только я-то спросил самого Мерварта. Он тоже не сразу нашел ответ. А подумав, сказал: «Вероятно, потому, что с возрастом все мы утрачиваем способность испытывать первозданную, детски чистую радость. Но именно такое отстранение, такую детскую радость я нахожу в вашем музицировании куда больше, чем в концертах. Я люблю не готовые формы, а хаотическую взволнованность творчества. Единственное, что еще может пробуждать отклик в очерствелой душе, — прелесть несовершенства».

— Внуков у него нет? — спросил Пирк.

Крчма засмеялся. Навстречу им шла женщина, таких называют «бабуля», несла в ведерке огромный букет роз, Крчма остановил ее:

— Продайте мне одну розу, пани, — цветочные магазины уже закрыты.

— Не могу: цветы заказаны одним ночным рестораном.

— Но мне очень нужна роза. А у вас, по-моему, доброе сердце,

Женщина заколебалась, но потом отдала розу Крчме.

— Продайте еще одну!

— Не морочьте мне голову! Я их в бар несу, и роз должно быть ровно пятьдесят.

— А вы скажите, что вам дали только сорок восемь, Роза испокон веков — благородный символ красоты и в своем роде священна. В общем-то, ей бы следовало быть выше людских споров…

Оглушать такой риторикой простую «бабулю»! Да ведь она подумает — он просто насмехается над ней! Но, к изумлению Пирка, в руках Крчмы оказалась и вторая роза, которую тот немедленно протянул продавщице:

— Эта — для вас.

— Как же так? И что мне с ней?.. — ошеломленно залепетала та.

— Поставьте в вазочку или выкиньте — это уж ваше дело. Спасибо — и до свиданья.

— Зачем вам роза-то? — спросил Пирк, когда они отошли на несколько шагов.

— Мы ведь к Миши идем, верно?

Пристыженный Пирк хлопнул себя по лбу и в ближайшем ресторане купил бутылку вина.

Мишь встретила их бурно, поцеловала Роберта Давида за розу. Он смущенно мялся в прихожей, пока сам Мариан не вышел встретить гостей.

В комнате на столе стоял букетик, рядом с ним бокалы, наполовину уже осушенные. Из кресла поднялся еще один поздравитель (или случайно заглянувший гость?): Камилл.

— Смотрите, что мне подарил Мариан! — Мишь с гордостью показала отличную кинокамеру заграничного производства. — Ею можно щелкать и отдельные кадры, а стало быть — кукольные фильмы. Можно не только снимать тряпичного Деда Всеведа, но и сделать вам на память превосходный портрет — чтоб знали, как хороши вы были в молодости!

Выпили в ее честь, пожелали счастья ко дню рождения, а на будущее — много солнца и успехов. Мишь несколько задумалась над заключительными словами пожелания. Обвела взглядом гостей и обратилась к Крчме:

— Вот, пан профессор, какая тут собралась компания: половина нашей Семерки. Разменяли мы четвертый десяток, а трое из нас — с неоконченным высшим! — (Намерения-то у девчонки добрые, только способ выражения не очень счастлив, хотя сегодня ее счастливый день…) — Однако между мною и вами двумя, Павел и Камилл, есть разница: вы перспективны, я же окончательно потерпела крах. Так ваше здоровье, друзья студенты! Она долила вина в бокалы и подняла свой.

— Ты уже много выпила, да? — внимательно пригляделся к ней Крчма.

— У меня же день рождения!

— Ну, моей перспективе можешь не слишком завидовать, — заговорил Пирк. — Поезда водить я кончил, как раз когда переходили на электрическую тягу! Ни тебе сажи, ни холода — стой себе в белой рубашке при галстуке! Теперь мне остается лишь капелька надежды, что кто-нибудь тайком пустит меня к машине — как я тогда пана профессора…

— Помню — это когда я ехала к отцу сообщить, что провалилась по патологии. Ах, чудесные времена, можно было хоть по чему-то проваливаться! Только не думайте, что я жалуюсь: бремя успехов и за меня доблестно несет Мариан. Важно ведь, чтоб в семье потери уравновешивались находками. А он, представьте, ко всему прочему, еще борется за мирное рождество для нас!

— Меня включили в Комитет защиты мира — разве можно отказываться от такой деятельности? — с некоторой досадой пояснил Мариан.

— Jeder Spakostet was [73] За всякое удовольствие приходится платить (нем.). процитировала бы тут Ивонна старых латинистов, — заметил Камилл, отхлебнув вина. — Рассматривай это как налог на твою премию.

Вот как: стало быть, Камилл все еще не может забыть эту девчонку… А может, и награждение Мариана…

— Здесь назвали имя Ивонны, — подхватил Крчма. — Так что же наш план?

Мариан вопросительно поднял брови.

— Да мы тут договорились, что попытаемся вытащить Ивонну из Германии, — запальчиво объяснила Мишь, разливая вино из бутылки, принесенной Пирком.

По лицу Мариана можно было прочитать: «Вам что, больше делать нечего?» Но вслух он ничего не сказал. Н-да, видно, перерастает он нас, ребячливых…

— Только мы еще не решили, на какой струне сыграть в письме к ней, — продолжала Мишь.

— На какой же еще, если не на струне чувства? — Не относите мои слова к Ивонне, но чем мечтает «легкая девчонка», у которой уже было сотни две клиентов, когда ей посчастливится найти настоящего жениха? О том, чтоб пойти к алтарю под белой фатой и с веночком на голове! А о чем может мечтать барменша с ребенком? О том, чтобы кто-то страстно любил ее, меж тем как посетители бара предлагают ей любовь на одну ночь… Не хмурься, Камилл, такова жизнь! А главное, доброволец, от чьего имени можно ей написать, у меня уже есть! — Крчма с торжествующим видом вытащил из кармана бумажку с адресом Патека. — Кто же составит текст письма?

— Я бы взялась, но, пожалуй, получится не то, что надо. Тут нужен мужской гормон.

— На меня не смотри, — сказал Крчма. — Для таких экстравагантностей я слишком серьезный и сравнительно почтенный человек. А тут все-таки нужен дух этакого… авантюризма.

— Если вы поглядываете на меня, пан профессор, то я, слава богу, пас, — заявил Пирк. — Слишком невелик запас слов. И слог деревянный. Одним словом, бывший машинист тяжелогрузных составов неспособен на достаточно высокий полет духа.

— Тут, скорее, помешала бы твоя нетвердость в правописании. — Мишь подняла в сторону Пирка свой бокал.

— Зачем ты говоришь это мне?! — бурно возразил тот. — Скажи это нашему бывшему учителю!

— Я сейчас вам обоим уши надеру! — вспыхнул Крчма. — В любом классе есть скверные ученики — но зато и такие асы, как, например, Камилл!

На очереди была кандидатура Мариана, хотя в данном случае на этого лауреата рассчитывать не стоило, так наверняка чувствуем мы все. Как сказал сегодня Мерварт? «Иной раз с молодыми научными работниками чрезвычайно трудно договориться: несмотря на кажущуюся самоуверенность, они не слишком доверяют собственному мнению — ив мнениях других тоже сомневаются; это свойство затрудняет им жизнь…»