Ник Перумов - Черное Копье

– Мужи Рохана! Вы доблестные воины, то ведомо всем. Поэтому я не буду предлагать унизительной и нестерпимой для вас сдачи. Я предлагаю вам сделку. Ваша свобода и жизнь – за жизни четверых захваченных вами пленников. Я знаю: они у вас и живы – ведь вы благородны, вы никогда не убиваете безоружных. Я знаю, куда вы рветесь – к тайному ходу Мории. Не делайте этого. Даже если вы и пробьетесь к дверям, то не ступите дальше и шага. Уже несколько дней там плещется Синий Туман! Вы трое, – Санделло впервые указал на Торина, Фолко и Малыша, – вы знаете, что это такое.

Можете пойти и взглянуть сами, мы пропустим вас, я же останусь здесь.

Предложение горбуна было выслушано в гробовом молчании. От него ожидали переговоров, более или менее унизительных условий, а он предлагает что-то совершенно невероятное!

Первым заговорил Эоден:

– Ты хочешь, чтобы мы отпустили пленников? И взамен ты дашь нам уйти?

Но что ж это за пленники, почему они так важны? И не прогадаем ли мы, оставив их в живых? Может, для дела Марки лучше будет полечь нам, но и их прихватить с собой? Они, – Эоден повел рукой, указывая на готовый к бою строй, – могут и не согласиться.

Голос горбуна едва заметно дрогнул.

– Что вам в бессмысленном убийстве? Мстить за свое королевство вы можете и дальше. Я выпускаю вас с оружием. Подумайте!

– А что будет нам порукой за твои слова? – прищурился Эофар.

– Я сам, – просто ответил Санделло. – Я пойду с вами, безоружный и сняв доспехи. Вы сможете убить меня, как только в вас полетит первая стрела.

Фолко покосился на ряды роханцев. На лицах воинов он прочел явственное желание жить – тем более сильное, что минуту назад они были готовы сложить головы и уже попрощались с жизнью.

– Погодите! – срываясь на крик, из задних рядов появился, растолкав других, высокий воин с несколькими свежими сабельными ранами на лице. – Если эта четверка так ценна для них – нельзя их выпускать ни в коем случае! Этот безумец может и разменять свою жизнь на все наши – когда мы выйдем из укрытия. Убьем их! Убьем его! Поляжем все, но и они пусть кровью умоются! Рохана нет, что наша жизнь без него?!

Фолко немного знал говорившего. Если у других была надежда, что их близкие укрылись в горных крепостях, то этот сам похоронил отца, мать, жену и троих детей – все полегли после битвы на Исенской Дуге, когда дунландцы дорвались до лагерей. Человек повредился в уме от горя; однако подобных ему, лишившихся всего и живших лишь одним – навредить врагу как можно больше и с честью покончить счеты с жизнью, – было немало.

– Ты, воин, конечно, можешь убить меня и пленников, – бледнея, ответил горбун, и Фолко мог только гадать, что заставило побледнеть неустрашимого мечника. – Но я скажу вам больше. Я дам вам не просто пропуск – я покажу свободную дорогу к вашим. Там, на юге, – Санделло махнул рукой, указывая направление, – у нас тридцать тысяч гондорского войска на плечах. Идите к нему. Оставьте пленников и идите. Я готов остаться вашим заложником.

По рядам роханцев прокатился многоголосый взволнованный гул. Им дарили жизнь – но за что? Почему так важны эти четверо? Быть может, они знают нечто такое, перед чем все триста их жизней – ничто, песчинка?

– Мы принимаем твои условия! – крикнул Эофар, и роханский отряд взорвался криками.

Далеко не все кричали от радости, но несогласных было меньшинство.

– Марка все равно возродится! – надсаживаясь, крикнул своим Эоден. – Ей понадобится каждая жизнь. Вы будете нужны Эодрейду, когда он поднимет королевское знамя. Пусть эти четверо уходят.

«И уносят с собой место сбора остатков роханской армии», – добавил про себя Фолко.

Хотя хоббит страстно хотел жить, его грызло сознание, что они упускают нечто необычайно важное, – но что он мог сделать?

Пленников вытолкнули вперед. Санделло медленно поднял на них взор – и хоббит мог поклясться, что взгляд беспощадного мечника странно потеплел.

Горбун неторопливо стянул плащ, сбросил кольчугу, развязал узлы на поножах. Бросил на траву меч, кинжал, еще один кинжал, покороче, вытащил из-за голенища.

– Готово, – сказал он. – Можете обыскать.

Торин молча вышел вперед. Руки гнома промяли каждый шов на одежде Санделло.

– А я скажу вам вот что! – вдруг загремел Торин. – Я пойду с ним в последнем ряду наших. Мой доспех вашим стрелам не по зубам! Так что шелохнитесь только, и я раскрою этому, – он ткнул в Санделло, – голову до самого живота! И еще вы дадите нам коней! Сотню! Ну же!

– Дайте им, что они просят! – крикнул Санделло, поворачиваясь к своим.

– А вы исполните свою часть, – обратился он к роханским сотникам.

Эофар и Эоден подтолкнули пленников. Те поспешили убраться восвояси, лишь Олвэн на миг задержался возле Санделло, обменявшись с ним взглядами.

Горбун едва заметно покивал юноше, и Фолко был более чем уверен, что в этот миг горбун улыбался самой теплой и сердечной улыбкой, какую когда-либо случалось видеть хоббиту.

Роханцы готовились к походу. Спустя короткое время и стерлинги пригнали обещанных лошадей. Санделло, по-прежнему безоружный и со связанными руками – предусмотрительный Торин постарался, – тоже сел в седло, подсаженный гномом. Торин опустил на лицо глухое забрало и поехал вплотную с конем Санделло. Обнаженный кинжал был приставлен к горлу горбуна – однако тот сидел спокойно, словно среди своих.

– А он действительно важная птица? – шепотом осведомился Эофар у хоббита. – А то не ровен час…

– Он правая рука Олмера… точнее, и правая, и левая вместе…

Отряд шел всю ночь, забыв об усталости. Наутро с ликующими криками они увидели крупный отряд и знамена с Белым Древом.

Санделло сдержал слово.

Мощно, гордо, попирая десятками тысяч копыт избитую до мельчайшей пыли степную дорогу, шло на север гондорское войско. Хоббит узнал, что битва в Анориэне принесла победу Этчелиону, доставив ему и заслуженную славу великого полководца. Атлис тотчас отыскал великое множество друзей и приятелей, в том числе и из дружинников герцога. От них друзья узнали последние новости.

– Они полезли в Анориэн, прямиком на Кайр Андрос, и вторглись в Северный Итилиэн, – вернувшись, рассказывал гондорец. – Кайр Андрос уперся – там, если помните, и стены не низки, и войска вдоволь, но напавшие – вовсе неведомые восточные люди – его и не штурмовали. Не штурмовали, но и не уходили, держали гарнизон острова, не давали снять оттуда полки… А вот в Северном Итилиэне война пошла вовсю. Мои друзья порубежники – великие мастера лесной войны, но нашелся кое-кто и поискуснее. Наших теснили, теснили, пока не оттерли аж до рубежа Осгилиатской дороги. Там пришли подкрепления из Минас-Тирита, враг встал. Анориэн они сперва тоже заняли – там болот много, коннице как следует не развернуться, но, когда герцог собрал всех своих, дело пошло на лад. Однако на юге… харадримов мы с трудом задержали на Поросе. Они потеряли многих, очень многих, но Харад всегда славился многолюдством, а его воины – презрением к смерти…