Саймон Грин - Кровь и честь

– Ну, хорошо, Гэвэйн, а что нам делать с Камнем?

– Просто произнесите слова, ваше высочество. Те древние слова, что говорят короли каждый раз. Потом Камень выдвинется вперед…

– Это я уже знаю, Гэвэйн, а вот что за слова, черт меня возьми, я должен сказать?

Мессир Гэвэйн тупо уставился на «принца» и затряс головой:

– Прошу прощенья, Виктор, откуда же вам знать эти слова? Король должен сказать их регенту, обязанность которого передать их тому, кто станет следующим королем. Подождите, Виктор, я достану вам Камень.

С этими словами он подсунул топорище своей секиры под трон и попробовал приподнять его, используя рукоять своего оружия в качестве рычага. Раздался треск и скрип, но мраморное кресло не приподнялось ни на дюйм. Гэвэйн попытался упереться в трон спиной, мышцы на его руках вздулись буграми, лицо рыцаря исказилось от невероятного напряжения. Топорище секиры ярко засияло, магия его рун и символов не сочеталась с защищавшими трон заклятиями. Силы нереального снова зашевелились… В этот момент мраморное кресло неожиданно приподнялось и упало в сторону, открывая древний Камень. Мессир Гэвэйн стоял рядом с полуприкрытыми от утомления глазами.

– Молодец, Гэвэйн, – похвалил актер, – а что мне делать дальше?

– Окропите святыню своей кровью, принесите ей клятву верности, а затем Камень вручит вам власть над нереальным миром.

Джордан тупо уставился на рыцаря и едва слышно произнес:

– Боже мой!

– Ну что еще? – спросил Гэвэйн. – В чем дело?

– Я-то думал, что раз у меня есть корона и печать, будет достаточно произнести необходимые слова… И все…

– Да что такое, Виктор? Времени у нас в обрез!

– Не могу я сделать этого, Гэвэйн!

– Что значит не можете? Вы должны!

– Я хочу сказать, что не в состоянии сделать это, во мне нет благородной Крови! Я – Джордан, а не Виктор.

Рыцарь посмотрел на актера, и тот увидел, как на лицо могучего воина медленно набежала тень ужаса:

– Ты идиот, из-за тебя мы все погибнем.

Джордан обернулся и посмотрел в зал. Таггерт лежала на полу, а Корд, стоя рядом, не думал уже о нападении, а только сдерживал натиск наседавших тварей. Родрик, прижатый к стене сворой гикающих омерзительных чудовищ, храбро и умело сражался в уже безнадежно проигранной битве. От той полусотни солдат, что вошли вслед за Джорданом в зал, осталась едва ли дюжина воинов, измотанных, но все еще дерзающих мериться силами с разбушевавшимся злом, которое становилось все сильнее и сильнее. Чудовища вылезали из проломов в полу, из стен, а то и просто падали с потолка. Свет, лившийся из-под рясы Монаха, становился все более ярким, а мощь нереального мира сотрясала воздух нескончаемым громом. Джордан качнулся и затряс головой, словно бы желая избавиться от наваждения. Неужели нельзя ничего сделать? Ведь должно же, должно же что-то быть!..

Гэвэйн схватил актера за руку и подтащил к себе так близко, что тому пришлось смотреть рыцарю прямо в глаза.

– Зачем вы это сделали, Джордан? Зачем надо было убивать его? Неужели вам до смерти захотелось стать королем? Что ж, ваша смерть не за горами, вот только жаль, что и наша тоже.

– Все не так, – со страстью сказал актер, – я даже и не собирался… Но он был безумен точно так же, как и его братья. Я думал, что смогу спасти королевство… Он сошел с ума, Гэвэйн! Он собирался начать войну, которая погубила бы Редгарт!

– Но в нем была Кровь, – отозвался рыцарь, – а без этого мы все равно умрем.

С этими словами Гэвэйн отвернулся от актера, но тот заметил, что лицо его телохранителя исказилось от горького отчаяния. Джордана затошнило. А если Гэвэйн прав? Неужели он только потому убил Виктора, что сам возмечтал стать королем? Да какая разница? Что теперь гадать? Так здорово все получалось, и вот на тебе! Теперь друзья его погибнут, а королевство развалится. Джордан посмотрел по сторонам. Не меньше дюжины чудовищ повисли на Дамоне Корде, увлекая его на пол, он рычал, стараясь сбросить их с себя. Две твари вырвали из его слабеющей руки молот. Но Корду каким-то образом все-таки удалось подняться, и он принялся орудовать кулаками. Помощник Хранительницы весь был перепачкан кровью – больше своей, чем чужой. Силы зла со всех сторон осаждали Дамона, который, несмотря ни на что, продолжал сражаться, защищая свою обессилевшую хозяйку.

Катриона, сама не понимая как, сумела встать на ноги. Качаясь, точно пьяная, она изо всех сил старалась удерживать вырванный из руки мертвого воина меч. Она понимала, что последнее усилие, направленное на то, чтобы дать принцу возможность достичь трона, вымотало ее и что нереальное знает об этом. Катриона видела, что Корд пытается прорваться, чтобы оказаться рядом с ней, но слишком уж много тварей оказалось между ними. Таггерт со страхом и затаенной надеждой бросила беглый взгляд в сторону трона и увидела, что Гэвэйн и Виктор стоят возле Камня. Она постаралась улыбнуться. Принц Виктор все-таки добрался до святыни. Значит, смерть ее по крайней мере не будет напрасной. Кровь ударила в глаза Катрионы, которая подняла трясущуюся руку, чтобы стереть ее. В этот момент жуткая черная гадина хлестнула Хранительницу своим пупырчатым щупальцем, сбивая обессилевшую женщину с ног. Она попыталась встать, но не смогла. Чудовище с налитыми кровью глазами и острыми, точно иголки, зубами придавило ее сверху. Катриона только и смогла зарычать на тварь.

Джордан, видевший, как упала Таггерт, закричал. Он понял, что прийти ей на помощь все равно уже не успеет и, чувствуя, как слепая ярость, закипая, клокочет внутри, актер в отчаянии протянул руку в направлении Катрионы. Огонь полыхнул у него в ладони и с ревом помчался в нужную сторону, чтобы спалить чудовище, насевшее на Хранительницу. Объятая пламенем тварь задергалась, скатилась на пол и издохла. Другие чудища бросились врассыпную от обгорелого трупа. Грохот сражения вдруг разом стих, казалось, все в зале специально сделали паузу, осознавая, что случилось нечто жизненно важное. Джордан озадаченно посмотрел на языки пламени, лизавшие его руку и не причинявшие ей ни малейшего вреда. Это была, вне всякого сомнения, доставшаяся Виктору – именно Виктору, а не актеру, знавшему лишь несколько фокусов, – магия огненной стихии. Теперь все повернулось по-другому. Джордан чувствовал, как огонь разгорается, переполняя его, готовый по воле своего повелителя вырваться наружу. Яркий всепоглощающий очищающий огонь, который обратит в прах всю мерзость и зло. Актер посмотрел на Монаха, парящего над полем брани, и вдруг понял, что зловещий призрак перестал хохотать. Джордан поднял руку и, обратив лицо прямо к воротам в нереальный мир, искривил губы в улыбке, не сулящей ничего хорошего.