Глен Кук - Наступление тьмы

Вот и сейчас Визигодред не обращал на Молчаливого никакого внимания, хотя его помощник-карлик негромко, чтобы не слышал хозяин, отпустил несколько ядовитых замечаний в адрес Зиндаджиры. Тот впал в ярость…

В прошлом подобные отношения наводили Рагнарсона на размышления о том, что они являются проявлением слабости Запада. Волки Рока могут лязгать зубами от предвкушения добычи у дверей и под окнами, а обитатели дома, несмотря на это, продолжают заниматься своими ничтожными сварами. Вот и сейчас Кист и Форхангс грозят друг другу войной. Северные провинции Волстокина желают отделиться и образовать отдельное королевство под названием Нонверид. Лоскутное одеяло многочисленных государств, возникших на Западе, не расползается только потому, что его сдерживает Итаския.

Очень трудно заботиться о людях, которые не желают заботиться сами о себе.

Визигодред и Вартлоккур, видимо, пришли к какому-то соглашению. Первый вернулся вместе с Хаакеном, а второй направился к Королевскому Мавзолею.

Весь Высший Круг в молчании следил за происходящим.

Сеанс некромантии много времени не занял – обе женщины умерли сравнительно недавно.

Даже теперь, когда возникли привидения, Майкл Требилкок не проявил ни малейшего страха. Что же касается Рагнара, то тот в ужасе закричал.

Этот вопль вернул Рагнарсона к жизни. Он машинально выхватил меч. Что за дьявольщина…

Браги узнал призраки, увидел печаль на их лицах, понял, что они знают о присутствии друг друга.

– Неужели у вас нет никакой жалости? – проревел он, бешено вращая мечом и шагнув в сторону магов.

Его охватили невидимые руки. Оружие выскользнуло и упало, острием вонзившись в мягкую кладбищенскую почву. Те же руки повернули его лицом к призракам.

Какой-то голос произнес:

– Покончи с этим. Верни мир своей душе. Убей свое горе. Королевство не может пасть жертвой жалости одного человека к самому себе.

Голос был ему незнаком. Рагнарсон не был даже уверен в том, прозвучали ли эти слова в действительности. Не исключено, что это была лишь адресованная ему общая мысль членов этого ужасного Круга.

Обе женщины протянули руки к Браги, и на их лицах появилась боль, когда они поняли, что не смогут к нему, прикоснуться.

И вновь какая-то сила заставила его поднять глаза на призраков.

На лице королевы он не увидел ни ненависти, ни обвинения. Она не винила его в своей смерти. И Элана не проклинала его за то, что он предал её и в жизни, и в смерти. Ей давно все было известно о Фиане, и она простила его задолго до своей кончины. Каждая из женщин настойчиво убеждала Браги, что своей тоской он вредит всем и себе в том числе. У него есть дети, которых надо растить, и королевство, которое нуждается в защите. Элана умоляла супруга еще об одном: простить за то, что она сделала, и понять.

Он её уже простил. Понять, однако, было гораздо сложнее. Для этого следовало прежде понять самого себя.

Браги всегда считал, что приносил женщинам только зло. Им приходилось жестоко расплачиваться за любовь к нему…

Он попытался было объяснить Элане, почему распорядился похоронить рядом с ней Рольфа Прешку, но Элана начала исчезать. Так же, как и Фиана.

Они обе удалились в свое новое царство. Он кричал им вслед, умолял вернуться. Фиана покинула его, одарив напоследок мыслью, что будущее нельзя искать на кладбищах, и коль скоро он сумел стать регентом, то защищать Кавелин – его обязанность.

Кавелин. Кавелин. Кавелин. Фиана всегда прежде всего думала о Кавелине.

Ну, скажем, почти всегда. Время от времени она позволяла Кавелину отойти на второй план и заплатила за это страшную цену. Её чрево было разорвано, когда на свободу вырвалось существо, зачатое в сердце тьмы. В смерти Эланы была виновна все та же тьма. И в гибели двух десятков других. И в исчезновении его друга Насмешника…

Что-то необходимо предпринять.

Чувство яростной злобы и ненависти, владевшее Рагнарсоном во время скачки из Карак Штрабгера, наконец прорвалось через стену депрессии. Он огляделся и впервые по-настоящему осознал значение сбора здесь, на кладбище, магов Высшего Круга,

Мирное состояние, в котором пребывал Кавелин, оказалось обманчивым. Под завесой этого безмятежного существования тьма копила силы. Толпа чародеев не собралась бы здесь, если бы в ближайшем будущем не предстояла схватка.

Непанта. Аргон. Вот чему сейчас следует отдать все время. И он знает, где можно почерпнуть дополнительные силы…

– Майкл! Пройдемся вместе. Ты расскажешь мне об Аргоне.

Браги опоясался мечом и вышел из освещенного круга.

На следующее утро, когда солнце едва поднялось над горами Капенрунг, Браги в буквальном смысле слова последовал совету хозяина постоялого двора. Он поднялся на стены замка Криф и бросил клич. Это не было спокойное обращение к армии и резерву о начале мобилизации. Это был призыв к кровавому походу – эмоциональный призыв, способный пробудить воинственные чувства людей.

Рагнарсон был счастлив, увидев, что хозяин постоялого двора не ошибся в своей оценке настроений горожан, крестьян-вессонов и лесных людей Марена Димура.

Крылатый конь мягко опустился на камни внутреннего двора замка Клыкодред. После того как Вартлоккур покинул замок, твердыня казалась еще более дикой и устрашающей. Маленький сгорбленный старик побрел по холодным и гулким залам. Он без всякого труда преодолел магические барьеры, не допускавшие Вартлоккура в Башню ветров. Старик пробыл в башне недолго, как будто ничего не делая, лишь предаваясь размышлениям. Затем он кивнул и вышел.

Крылатый конь направился на восток, к земле, которую люди назвали Матерью Зла или Империей Ужаса. А оттуда он полетел в края, лежащие столь далеко на востоке, что об их существовании не знали даже самые образованные тервола. Согбенный старик решил, что настало время пустить в дело инструменты Силы, именуемые Бадаламен и Магден Норат.

Наступило утро, но свет почти не пробивался через тучи, затянувшие небо. Большие клубы густого тумана, ударяясь о стены замка, превращались в облака, вздымались вверх и уносились в сторону Драконьих Зубов. Из темного брюха туч густой завесой сыпались огромные мокрые снежинки.

В комнате под самой крышей Башни ветров началось едва заметное движение. В воздухе заплясали пылинки, будто потревоженные осторожными шагами эльфов.

На щеке Старца, восседающего на каменном троне, дрогнула жилка. Вартлоккур всегда утверждал, что его старинного друга нельзя считать ни мертвым, ни живым. Он пребывал в состоянии ожидания. Его следующее появление в мире должно было стать последним. Силы старца почти иссякли после тех дел, которые приходилось вершить в прошлом, в жизни более продолжительной, чем у любого другого обитателя мира (если не считать Звездного Всадника).