Мэтью Стовер - Герои умирают

В центре зала выстроили огромную квадратную платформу высотой в девять футов и шириной в несколько сот. Она была задрапирована таким количеством красно-золотой ткани, что ее хватило бы на ливреи для всей дворцовой прислуги.

На постаменте высилась бронзовая статуя, изображающая обнаженного Ма'элКота. Он стоял, уперев руки в бока и расставив ноги, как олицетворение власти и силы. Блестящие мускулы не были тронуты ни единым мазком краски, на лице изваяния застыло теплое, доброе выражение. Со своего места Кейн мог разглядеть, что статуя двуликая – на другую сторону смотрело ее второе лицо.

Кейн принял эту двуликость за предостережение.

Между ногами идола был короткий наклонный спуск, тоже бронзовый; он шел от платформы к небольшому углублению у подножия трона. Кейн мимоходом заметил тень огромного фаллоса по другую сторону скульптуры; на его же стороне в этом месте была только складка, должно быть, стилизация женского лона.

Кейну показалось, будто он спит.

За троном находился уютный занавешенный альков. Там была пара стульев, и Кейн уселся на один из них, уставясь в глазок за спиной Ма'элКота. Император сам поместил его туда, заявив, что не хотел бы лишиться общества Кейна только потому, что подоспело время аудиенции.

В общем, Кейн сидел и наблюдал, как делегации со всей Империи одна за другой выходили вперед и взбирались по ступенькам к трону, чтобы вручить свои прошения. Ма'элКот слушал и кивал, а когда речь заканчивалась, отправлял делегатов на платформу. Они должны были собираться под ней и снимать одежду.

Потом обнаженные мужчины и женщины, от бедных дворян до графов, по ступенькам поднимались на платформу. Там они присоединялись ко все растущей толпе обнаженных дрожащих людей всех возрастов, которые ждали и понимающе, однако нервозно следили за тем, как Ма'элКот обходится с их предшественниками.

Все это время император шепотом комментировал ситуацию специально для Кейна, рассказывая об этом вот бароне или о том рыцаре, о бедах, обрушившихся на их землю, их прежних политических связях, нынешних желаниях и о том, каким образом император надеялся использовать их в своем Великом Деле. Изредка рассказ отклонялся от темы, однако всякий раз Ма'элКот возвращался к главному – к своим достижениям и планам.

Кейн заподозрил, что Ма'элКот привел его сюда и посвящает во все потому, что сам Кейн знал человека, которым когда-то был император, а значит, мог оценить его свершения и перспективы. Возможно, единственной человеческой слабостью императора была неизбывная жажда похвалы.

Медленно, с неудовольствием Кейн начинал признавать, что ему действительно нравится Ма'элКот. Было нечто странно притягательное в его спокойном, безграничном доверии; его высокое самомнение столь убедительно оправдывалось его властью, что казалось почти закономерным. Стоило Кейну забыть о том, зачем он здесь и что должен совершить, как его беспокойство исчезало. Он вдруг обнаруживал, что его тянет к императору, но не как к человеку или к другу, а скорее так, как иных влечет к себе море или горы.

Как может не нравиться человек, столь явно наслаждающийся своим существованием, собою таким, каков он есть?

– Конечно, я уничтожил корону, – откровенничал тем временем Ма'элКот. – Это был всего лишь ключ, открывший мне доступ к Силе, которой я теперь обладаю. Не стоило оставлять этот ключ кому-то еще. А я сумел использовать эту Силу, – он вытянул руку поверх мантии, словно собираясь сказать «Алле!», – чтобы изменить свой образ в соответствии с моим желанием. Во-первых, я стал красивым – вспомни, как выглядел Ханнто, и ты поймешь меня. Потом я снабдил себя острым умом, интеллектом, который граничит с энциклопедичностью. И, наконец, я стал императором Анханы – это дало мне политическую силу, настоящую власть. Однако это еще не все.

– Разве? – вскинул брови Кейн. – Что же тебе осталось? Стать богом?

– Вот именно.

Следующая делегация прибыла от фермеров Каарна; послы проехали тысячу миль, чтобы просить императора справиться с засухой, сжигавшей их доля. Ма'элКот согласился исполнить их просьбу и отослал на платформу.

Пока они с достоинством шли мимо задрапированного возвышения, Кейн заметил:

– Ничего себе обещание!

В ответ Ма'элКот исторг заразительный олимпийский смех.

– Я его сдержу. Ничтожный из меня выйдет бог, если я не смогу наслать дождь.

– Это ведь шутка, да?

– М-м… может быть,

В несколько секунд он разрешил тяжбу о земле, затеянную двумя киришанскими баронами. Насколько Кейн понял, Ма'элКот выполнил задачу с блеском: оба барона казались весьма довольными, когда понесли свои туши к платформе. Потом император вернулся к предмету разговора.

– Как ни смешно, но меня вдохновили на это актиры. Кейн порадовался, что сидит позади, вне поля зрения императора. Он сглотнул и постарался овладеть своим голосом, чтобы легко произнести:

– Актиры? Неужели ты веришь в эти бабушкины сказки?

– М-м… Кейн, если б ты видел то, что видел я…

– Я думал, – осторожно вымолвил Кейн, – ну, честно говоря, я думал, вся эта охота на актиров – всего лишь предлог, чтобы избавиться от политических противников.

– Так оно и было. В конце концов, я же тиран. Я завладел троном безо всяких на то прав. Я ведь, по сути, простолюдин.

Он откинулся на спинку Дубового Трона и мрачно посмотрел на подданных.

– Несмотря на все мои возможности и популярность среди простонародья, дворянство было настроено против меня с первого моего дня на троне. Обвинить какого-нибудь графа или барона в том, что он актир, означает не только подорвать веру в его партию, но и получить убедительный повод, чтобы убить его. Ты прав, я считал актиров эдакой удобной страшилкой, за которой легко было скрыть истинные намерения моих врагов.

Потом актиры попытались убить меня.

Восемь мужчин с неизвестным доселе оружием, стрелявшим мелкими кусочками металла, – они вылетали струей, как вода изо рта горгульи, – напали на меня в моем же дворце. Во время боя погибло двадцать шесть моих слуг, из них только семеро Рыцарей двора и трое оруженосцев. Все остальные были безоружны – слуги, мужчины и женщины да три пажа, совсем еще дети.

Кейн содрогнулся за своей спасительной стеной. «Восемь человек с штурмовыми винтовками… Да ты герой, Коллберг!»

– Шестерых я взял живьем. Трое умерли в Театре правды, под присмотром мастера Аркадейла. От них я очень много узнал об актирах. Это такие же люди, как и ты, Кейн, такие же, каким был когда-то я. Некое заклинание, наложенное их хозяевами, останавливает их дыхание, если они пытаются говорить о своем мире, но я все равно узнал немало – а еще больше вытянул из тех троих, которых убил собственными руками.