Павел Анорин - Железный воин

Двое сектантов оставили Дукалниса в покое и приготовились убить парня. Петр сделал свое дело, он отвлек врагов от Дукалниса, и тот этим воспользовался. Откуда в такие моменты берутся силы – кто знает, но начальник охраны русского посольства одним ударом снес голову своему противнику, пропорол мечом сзади второго, выбил оружие из рук и прикончил третьего. Петр замер в одном шаге от места кровавой рубки, устало опустил меч и, прерывисто дыша, смотрел то на Дукалниса, то на тела поверженных врагов.

– Дукалнис, сзади! – крикнула Елена.

– Умрите, твари! – орал главарь секты, Бомар Шевиньян. Он несся на них с выставленным перед собой мечом.

Дукалнис сразу понял, что предводитель сектантов – фехтовальщик никакой. Он не стал убивать смотрителя музея, а просто сделал шаг в сторону, увернувшись от клинка, и со всей силы врезал смотрителю в лоб рукояткой своего меча. Ноги главаря секты взлетели вверх, и он без сознания грохнулся на пол.

– Надеюсь, больше никого не осталось, – с трудом произнес Дукалнис и сам чуть не упал.

Петр с Еленой поддержали его и помогли сесть у стены на пол.

– Надо его перевязать! – сказала Елена, разрывая на лоскуты рубашку на теле одного из убитых врагов. Петр ей помогал. – Ты слышишь: кто-то ломает внизу двери?

– Кажется, уже сломали, – сказал Петр.

– Но кто они – друзья или враги? – оглядываясь на коридор, спрашивала Елена.

– Сейчас узнаем, – тихо проговорил Дукалнис, сжимая рукоятку меча. Впрочем, сыщик понимал, что сейчас с ним бы справился даже маленький ребенок.

По коридору бежали начальник городской стражи, солдаты и Митрофан Оболенский со своими охранниками.

– Папа! – еще не веря своим глазам, воскликнула девушка и бросилась навстречу отцу. Они крепко обнялись.

– Доченька! Родная, девочка моя, ты жива! Боже мой, кровь! – По суровому лицу посла текли слезы.

– Папа, я не пострадала. Помощь нужна Дукалнису!

Но возле раненого уже суетились фельдшер и солдаты, и князь обратил внимание на Петра, подошел к нему, по-отцовски провел рукой по голове и щеке парня.

– Тебе, я вижу, тоже здорово досталось, – сказал посол, глядя на запекшуюся кровь на губах и черно-синий синяк под глазом.

– Зато будет, о чем вспомнить! – Молодой человек улыбнулся. – «Каникулы в Париже вы не забудете никогда!» – процитировал Петр рекламный слоган туристического агентства, которое устраивало летом молодежные туры в Европу на летающих ладьях, коврах-самолетах и морских судах.

Посол подошел к раненому.

– Дукалнис, как ты? Держись, дружище.

– Это моя вина, я просто потерял бдительность, позволил заманить нас в ловушку.

– Не вини себя. Виной всему – коварный заговор. А если ты в чем-то и ошибся, то ошибку, я вижу, исправил.

– Да, они дорого заплатили. Мы положили их всех. Только один, наверное, еще живой – их предводитель, – сказал Дукалнис, кивнув головой в сторону смотрителя.

Елена и Петр коротко рассказали, что с ними приключилось. Смотритель пришел в себя, два стражника рывком подняли его на ноги. Огюст Рошер подошел вплотную к главарю сектантов и громко заявил:

– Господин Шевиньян! Я предъявляю Вам обвинение в убийствах, похищении людей, организации сатанисткой секты, заговоре и государственной измене! Вас будут судить два суда – королевский и церковный… Тебя ждет топор палача! Наденьте на него кандалы и уведите эту мразь!.. Как состояние нашего героя? – спросил Рошер у фельдшера о Дукалнисе.

– Потерял много крови, но для жизни угрозы нет. Его даже не обязательно везти в лазарет. Если в посольстве есть хороший лекарь, то достаточно будет менять повязку и накладывать целительные мази. Две недели, и выздоровеет.

– В посольстве есть хороший лекарь. – Оболенский гордо выпрямил грудь. – Ты сможешь дойти до кареты, или мы тебя понесем?

– Я дойду, – сказал Дукалнис, поднимаясь с помощью фельдшера и стражников. – У меня есть просьба к господину Рошеру.

– Все, что угодно! – отозвался начальник городской стражи.

– Где-то здесь лежит арбалет, вернее, модель арбалета Калашникова. Я хотел бы взять его на память, если можно.

– Конечно, забирайте. И это будет слишком скромная награда за ваш подвиг!.. Молодой человек, – обратился Рошер к Петру, – возьмите арбалет для нашего героя.

Заметив, что мальчишка до сих пор сжимает рукоять меча, он предложил:

– И, если хотите, можете оставить себе меч.

– Правда? – Глаза Петра засияли от радости. – Вот так сувенир!

– Ну что же, друзья, нам пора домой! – Князь по-отечески обнял молодежь за плечи и пошел с ними к выходу. У самых дверей он обернулся. – Огюст, я надеюсь видеть вас сегодня на праздничном ужине, обещаю, что будет ваше любимое блюдо – филе карпа в грибном соусе.

В небе Южной Италии плыли белые барашки облаков и летающая ладья.

Впрочем, ладья не плыла, она стремительно неслась, рассекая своим острым носом воздушный океан в направлении Северной Африки. На борту корабля находились Илья Муромец и Матвей Русанов.

Петра оставили в русском посольстве в Париже. Матвей переживал, что сын будет упрашивать взять его с собой и даже попытается незаметно проникнуть на корабль. Но, к радости капитана, парень сразу согласился ждать их возвращения в Париже. Правда, Матвей быстро смекнул, что причина такой сговорчивости – дочь посла, Елена. Девушка понравилась молодому человеку, а ее обещание показать город и сходить в музей оружия привело парня в восторг. Петр забрал с ладьи свою любимую музыкальную шкатулку, получил от отца немного денег на карманные расходы, а от Ильи Муромца – лингвистические орешки.

Так что за сына Матвей был спокоен. В мирном Париже, думал капитан, его сын будет в полной безопасности. По крайней мере, до прибытия в Европу железного воина. Да, за сына Матвей был спокоен.

Чего нельзя было сказать о себе и о своем друге – Илье Муромце. Тревога, мрачные предчувствия смертельной опасности не покидали сердца капитана. Но было и другое чувство – предвкушение приключений и великих дел. Все более отчетливо Матвей осознавал, что во многом от него и Муромца теперь зависят жизни сотен тысяч людей.

Рожденный жестокостью, жаждой мести и самолюбием жрецов воинственного племени Латыньской земли, несокрушимый железный воин Термидадор с каждым днем все ближе к Европе.

И дух фараона Ранзеса Кровавого маячил впереди. Капитан сомневался, что за века пребывания в заточении тот стал ласковым и нежным: вряд ли Ранзес научился вышивать узоры на платочках, вместо того чтобы кромсать все живое вокруг…

Попугай-лоцман, используя все богатство своей фразеологии, корректировал курс. Илья Муромец спустился в трюм проверить работу двигателя и подбросить в топку дров, а заодно коня проведать.