Ник Перумов - Череп в небесах

Разумеется, я постарался отогнать подобные мысли. Недостойно и грешно даже и помыслить так о брате. Он действительно всегда был послушным сыном. Всегда хотел, чтобы всем было хорошо. Всегда очень переживал, если кто-то с кем-то ссорился. Не то что я.

Так или иначе, мне оставалось только вернуться в Новый Севастополь и отправиться на фронт. В конце концов, лейтенантские погоны в Империи просто так не давали, даже и с «полевым патентом». И потом, каратели, вежливо именуемые «охранными войсками», – это нечисть из нечисти, «стержневая нация» там не служила, и целые полки набирались на отдельных планетах. Говорят, что за поступление в эти войска новобранцу списывали всю криминальную историю...

Имперские регулярные войска были, мягко говоря, далеко не ангелами. Они отметились кровью и в Жлобинском, и в Босвортском восстаниях. Даже успевавшие поднять руки падали под пулями; не брезговали там ни грабежами, ни соответствующим вниманием к женщинам, оказавшимся на «враждебной стороне». Но главную роль сыграли всё-таки охранные дивизии, что шли во втором эшелоне. С них спрашивали только за эффективность и качество «зачистки». Их офицеры могли расстаться с погонами и загреметь на Сваарг не за учинённые насилия и бесчинства «личного состава», а если на объявленной «безопасной» территории вдруг происходил теракт. Так что там не церемонились, там просто не знали такого слова.

И всё-таки, если Михаэль прав, посылка карателей в первой волне представлялась чем-то странным. Они никогда не умели взламывать настоящую оборону, не умели отбивать танковые атаки или драться в настоящих рукопашных. Перед ними всегда ставили совершенно иные задачи. Что, командование рейхсвера резко поглупело? Или Михаэль ошибся (точнее, ошиблись его информаторы)?

Что-то здесь было не так. Какая-то ловушка, западня, «подлянка», что называется...

Моя семья меня даже не отговаривала. Хотя агенту внедрения отправляться на передовую – всё равно что колоть орехи микроскопом; однако что же было делать? Тихо сидеть в лесном бункере? Конечно, многие наши постарались вступить в полицию, иные службы, куда Дариана разрешила доступ новокрымчанам; но риск провала был для меня там слишком велик, и едва ли мне посчастливилось добыть такую информацию, что прошла бы мимо занимавших примерно такие же должности Зденека и других наших ребят. Честнее уж отправиться на фронт. И действительно постараться сделать так, чтобы каратели упёрлись лбом в непреодолимую оборону. Я не сомневался, что, начав с какого-нибудь отделения, мне тем не менее придётся покомандовать куда большими подразделениями: до сих пор мне везло, я выживал. И верил, что выживу и сейчас. Самонадеянно? – возможно. Но если не верить в себя, зачем тогда вообще браться за дело?

Мы простились коротко и скупо, сперва отводя глаза, а потом, напротив, глядя друг на друга, не будучи в силах оторваться.

– Папа, хочу тебя попросить кое о чём.

– Всё, что в моих силах... – его голос-таки сорвался, – всё, что в моих силах, сын. Что не в моих тоже.

– На всякий случай, если мне придётся возвращаться... у меня не будет возможности с тобой связаться. Нужна надёжная явка, где-нибудь неподалёку от Нового Севастополя. Люди, к которым я мог бы прийти.

Отец внимательно взглянул на меня.

– Придётся нарушить неприкосновенность нашей легенды.

– Но неужели ты ни в ком не можешь быть уверен? Тем более сейчас, когда с Дарианы Дарк, скажем так, осыпалась позолота?

Он задумался. И назвал три имени.

Вступить в «Первую Добровольческую Новосевастопольскую дивизию народного ополчения», как выяснилось, было легче лёгкого. Записывали всех, и никто уже не вспоминал про сканирование радужки глаз. Мой слегка подправленный имперский чип не подвёл, и Александр Сергеев, русский, православный, военно-обученный, не успел даже глазом моргнуть, как оказался во главе целого отделения.

Снова отделение, усмехнулся я про себя. Регрессируем, господин имперский лейтенант. Вот только отделение у тебя...

Гордая Первая Добровольческая дивизия дошла до идеала полного равенства. В одном строю стояли мужчины и женщины. Это практиковалось в интербригадах, я знал, но под мою команду такой отряд попал впервые.

Десять человек, шесть парней и четверо девчонок. Совсем молодые. Пятнадцать-шестнадцать лет. Я на их фоне выглядел древним ветераном. Как минимум ветераном Утрехта. Они все успели побывать в «юных интернационалистах», умели маршировать, поворачиваться, недурно стреляли из верной 93-k, но не более того.

Формы нам не выдали. Отделение моё стояло кто в чём, по большей части – всё в тех же туристских многокарманных штанах и штормовках, да туристских же ботинках. Оружие раздавали прямо из ящиков, под патроны ребята подставляли кто что, в том числе – кепки-бейсболки, неловко распихивая боеприпасы по карманам.

– И это всё? – горько изумилась чернявенькая девчонка с по-детски заплетённой аккуратной косой – остальные в моём отделении щеголяли свежеобкорнанными «ёжиками» на головах. – Три десятка патронов? Чем воевать-то станем, товарищ старший сержант?

«Товарищ старший сержант» – это я. У меня на рукаве – наспех прилепленные лычки, даже не пришитые, а прихваченные клеем.

– Не волнуйся, Романова, это только на первое время. Прилетим – ещё отсыпят, – пообещал я.

– Хорошо б, а то гранат к подствольнику только две штуки дали, и то одна – сигнальная... – продолжала сокрушаться девушка.

...Грузили нас в старые, видавшие виды имперские «кондоры» – четырёхмоторные военно-транспортные гиганты. Я и понятия не имел, что на Новом Крыму имелись такие. Или Дариана успела перегнать сюда даже их?.. Владисибирск продолжал оставаться в руках Федерации, и, похоже, имперцы ещё не успели развернуть фронтовую авиацию – иначе никто не дерзнул бы перебрасывать подкрепление беззащитными летающими бегемотами. Достаточно одной ракеты в двигатели...

Отсек «кондора» забился до предела. Сидели кто как, даже лежали, несмотря на опасность угодить во вполне приличную турбулентность и переломать себе кости, попав в госпиталь ещё до боя. Дорога прошла скучно. Кадровики комплектовали взводы по возрастному признаку. В моём, таким образом, и два остальных отделения оказались «детскими садами». А командовала нами весьма фигуристая и представительная дама, живо напомнившая мне незабвенную dame политпсихолога гауптманна фон Шульце.

Анна Леонардовна Бехтерева тотчас потребовала, чтобы к ней обращались не иначе как «товарищ лейтенант» – и точно, на двух странного вида хлястиках у неё на плечах, долженствующих символизировать погоны, чёрной гелевой ручкой было старательно выведено по две звёздочки. Раньше она числилась «сочувствующей» в Шестой Интернациональной, и даже несколько раз ходила на сборы (о чём немедля и с немалой гордостью оповестила всех нас), что и дало ей «право на звание лейтенанта».