C. Витицкий - Бессильные мира сего

– …Кому это принадлежит?

– Его все равно нет.

– Кому это будет принадлежать?

– Кто первый придет.

Так. Начитанный мальчик. Конан Доила он тоже почитывает. “Обряд дома Месгрейвов”, перевод Д. Лившиц. Но цитирует неточно. Надо было: “Тому, кто ушел” и “Тому, кто придет”…

– В каком месяце это было?

– В летнем месяце.

Надо было: “В шестом начиная с первого”. Но все равно – очень и очень недурственно. Какая смена подрастает. Конкуренция, Боб Валентиныч, конкуренция! Рынок.

– Где было солнце?

– Над елкой.

– Где была тень?

– Под палкой.

– Сколько надо сделать шагов?

– Десять и десять, а потом еще пять и пять…

– Что мы отдадим за это?

– Все, что у нас есть, все и отдадим. Сэнсею вдруг надоел “Обряд Месгрейвов”, а может быть, этот сюжет попросту исчерпал себя, – он вдруг резко поменял тему.

– Голова буйвола, рога его и четыре ноги прошли через окно. Почему же не проходит его хвост?

– Потому что зонтик раскрылся!

– У всех есть родина. Какая родина у тебя?

– Утром я ел рисовую кашу, а на обед будет суп с фрикадельками и блинчики с абрикосовым вареньем.

– Чем мои руки похожи на руки бога?

– Играют на пианино.

– Почему мои ноги напоминают ноги осла?

– У нашего Барсука они разного цвета…

Это были какие-то незнакомые мне тексты.

Или, может быть, он принялся придумывать вопросы сам – такое тоже бывало, хотя и нечасто.

– …Что надо делать по двенадцать часов в сутки?

– Этот вопрос я по стеночке размажу!

– Что такое Будда?

– Такая специальная палочка.

– Вот как? А что такое чистое тело Дхармы?

Тут пацан вдруг задумался. До сих пор он отвечал, словно блиц-партию разыгрывал, а тут замолчал, насупился и неуверенно проговорил:

– Это грядка. С клубникой…

Сэнсей, кажется, не слушал его больше. Он быстро спросил:

– Его слуги – Шакьямуни и Майтрея. Кто он такой?

– Гражданин города Петербурга, страшный дурак Юрий Бандаленский! А слуги его – заметчики, потому что все замечают.

Тут у родителя за пазухой заверещал мобильник. Родитель его выхватил, как Джеймс Бонд выхватывает свою “беретту” из наплечной кобуры, а сам метнулся из кресла вон, к двери, от людей подальше – вести свои дико секретные сверхделовые переговоры. Я отвлекся на него, на характерную его позу: “новый русский разговаривает по мобильному телефону” – аллегорическая фигура начала тысячелетия, сюжет для нового Родена… А когда вернулся к текущим событиям, то обнаружил, что игра в вечер вопросов и ответов прекратилась, они играли теперь в “вечер поэзии”:

– …Дожди в машины так и хлещут, – читал мальчишка с упоением, – деревья начало валить. Водители машин трепещут, как бы старух не задавить…

Сэнсей в ответ ему прочитал про кошку, которая “отчасти идет по дороге, отчасти по воздуху плавно летит”. А мальчишка ему отбарабанил считалку: “Жили-были три китайца: Як, Як-Цидрак, Як-Цидрак-Цидрак-Цидрони. Жили были три китайки: Цыпа, Цыпа-Дрипа, Цыпа-Дрипа-Лимпомпони. Поженился Як на Цыпе, Як-Цид-рак на Цыпе-Дрипе, Як-Цидрак-Цидрак-Цидрони на Цыпе-Дрипе-Лимпомпони…” А сэнсей с наслаждением преподнес ему свое любимое:

Мальчишка сдался и спросил: “Что это такое?”, “А вы сами догадайтесь”, – предложил сэнсей. (Спицы так у него и мелькали, пыльно-серая коса вязания свисала аж до самого пола.) Мальчишка несколько секунд думал, сосредоточенно шевеля губами, а потом вдруг весь засиял, как именинник: “Прибежали в избу дети!..”

– Молодца! – гаркнул сэнсей и поднялся, обеими руками бросивши вязание на стол. – Все! На сегодня – все. Э-э-э… – оборотился он к элегантному родителю, и тот немедленно выскочил из кресла. – Оставьте адрес… – сказал ему сэнсей. – Впрочем, зачем? Я знаю ваш адрес… Письменное заключение я пришлю по е-мейлу. Предварительное, разумеется. Следующий сеанс – через пять дней, во вторник, в то же время. И проследите, чтобы мальчик все это время ничего не читал. Любые игры, телевизор, кино, музыка, но – ни единой книжки, пожалуйста. До свидания, сударь. До свидания, Алик. Роберт, будьте добры…

Мальчик подал папочке ручку, и я повел их обоих к решетке. Конопатый брахицефал был уже тут как тут – громоздился посреди лестничной площадки, отсвечивая черным и рыжим. Мальчик вдруг сказал:

– Эраст Бонифатьевич, а можно мы сейчас заедем в зоомагазин?

Видимо, я непроизвольно зыркнул по сторонам в поисках этого Эраста Бонифатьевича (какой еще Эраст Бонифатьевич? откуда взялся?), и, видимо, серый-элегантный заметил мое недоумение. Он усмехнулся (вылитая гюрза!) и произнес снисходительно:

– Вы заблуждались, Роберт Валентинович! Я вовсе не Аликов папа… – И сейчас же Алику: – Конечно, конечно. Куда захочешь, душа моя… – И снова мне: – Ин локо парентис, всего-навсего. Ин локо парентис!

Я это скушал со всей доступной мне покорностью и отпер решетку, стараясь как можно тише лязгать ключами. В конце-то концов, какая мне разница: папаня он джентльменистому пациенту или всего лишь заменитель? Главное – сумма прописью. Впрочем, я прекрасно понимал, что и сумма прописью – это еще далеко не главное.

Когда я вернулся, сэнсей сидел на своем месте, прямой, как дипломат на приеме, и заканчивал вязанье.

– Ну? – сказал он мне нетерпеливо. – Какие впечатления?

– Это, оказывается, вовсе не отец его… – начал было я, но тут же был решительно прерван.

– Знаю, знаю! Я не об этом. Как вам мальчишка?

– Забавный, по-моему, мальчишка, – сказал я осторожно.

– Забавный?! И это все, что вы находите мне сказать?

– Почти.

– Что – “почти”?

– Почти все, – сказал я, уже горько сожалея, что вообще ввязался в этот разговор. Ясно было, что сэнсей воспламенен, а в этом случае лучше держаться от него подальше. Чтобы не опалить крылышки.

– Вы заметили: я спросил его, кто такой Будда…

– Да, и он ответил, что это “такая палочка”.

– А вы знаете, какой ответ корректный? “Палочка для подтирания зада”. Знаменитый ответ Юнь-мэня в коане из “Мумокан”…

– По-русски, если можно, пожалуйста.

– Неважно, неважно… “Что такое Будда?” – “Палочка для подтирания зада”. “Что такое чистое тело Дхармы?” – “Клумба пионов”…

– А он сказал: “Грядка с клубникой”…

– По-вашему, все это забавно?

– Я неточно выразился. Это не забавно, это – странно.

– Почему странно?

– Я не верю в телепатию, сэнсей.

– При чем здесь телепатия? Какая, в задницу, телепатия! Вы ничего не поняли. Он говорил мне то, что я хотел услышать! В меру своих сил, разумеется.