Энн Фортье - Джульетта

Тому, кто не знал истории двух злосчастных влюбленных, статуя говорила не о горестях, но об истинном чувстве. Коленопреклоненный Ромео с нежностью обнимал Джульетту, лежавшую на его руках, и они смотрели друг на друга так пристально, с такой любовью, что зрелище проняло меня до глубины души, до самой темной щелочки, в которую забилось мое сердце, и разбередило свежую рану. Наброски в мамином блокноте явно были плодом ее воображения; даже самые прочувствованные варианты не шли ни в какое сравнение с этим золотым шедевром.

Стоя у могилы Ромео и Джульетты, справляясь с душившими слезами и горьким сожалением, я не могла поверить, что приехала в Сиену чуть больше недели назад с целью найти полумифический клад и четыре драгоценных камня огромной стоимости. Все это было передо мной, но у меня не осталось ни малейшего желания вступать во владение глазастой золотой статуей. Даже будь она моей, я готова была тысячу раз расстаться с ней, чтобы оказаться наверху, в реальном мире, подальше от всяких Кокко, и в последний раз увидеться с Алессандро.

- Как ты думаешь, их положили в один гроб? - прошептала Дженис, прервав мои невеселые раздумья. - Иди сюда… - Она растолкала бандитов локтями, таща меня в арьергарде, и когда мы оказались у самого саркофага, взяла мой фонарик и направила на вырезанную в камне надпись. - Смотри! Итальянскую легенду помнишь? Как ты думаешь, это оно самое?

Мы наклонились совсем близко, но не могли разобрать итальянский.

- Как же это… - Дженис свела брови, сосредоточенно стараясь вспомнить английский перевод. - Ах, да! «Здесь лежит стойкая и верная Джульетта… Которую силой любви, с милостью Божьей…» - Она беспомощно замолчала, забыв окончание.

- «Разбудит Ромео, ее законный супруг, - тихо подхватила я, зачарованно глядя в золотое лицо Ромео, смотревшего прямо на меня. - В час неизреченной милости».

Если в трактате, который перевел нам маэстро Липпи, была правда, а все говорило в пользу этого, тогда старый маэстро Амброджио лично наблюдал за созданием этой статуи в 1341 году. И, конечно же, он, близкий друг Ромео и Джульетты, поставил первейшей целью передать сходство, внешнее и внутреннее. Значит, мы видим Ромео и Джульетту такими, как они были на самом деле.

Но Кокко со товарищи проделал долгий путь из Неаполя не для того, чтобы предаваться грезам. Двое бандитов уже залезли на крышку саркофага, соображая, какие инструменты брать, чтобы ловчее отковырять драгоценные глаза золотых фигур. В конце концов, они порешили, что тут не обойтись без специальных сверл, и когда дрели собрали и подали им, они повернулись к фигурам - один к Ромео, другой к Джульетте, готовые приступить к делу.

Увидев, что готовится чудовищный акт вандализма, брат Лоренцо, до этого момента мирно стоявший в сторонке, бросился вперед и попытался остановить бандитов, умоляя их не трогать статую. И дело не в уничтожении произведения искусства - монах явно был убежден, что похищение глаз Ромео и Джульетты навлечет на нас невыразимое зло, которое погубит всех. Но Кокко больше не нуждался в суевериях брата Лоренцо: он резко оттолкнул монаха в сторону и приказал своим людям начинать.

Если завывания дрелей в средневековой кладке казались пыткой, то звук сверл по металлу показался подлинно адским изобретением. Выбираясь из толпы грабителей, зажав уши руками, мы с Дженис понимали, что приближается конец нашего похода.

Выбравшись через пролом в главную часть крипты и вытащив за собой встревоженного и расстроенного брата Лоренцо, мы увидели, что древняя усыпальница буквально рушится на глазах. По расписным стенам и своду замысловатой паутиной побежали трещины; достаточно было малейшей вибрации, чтобы все поползло по швам.

- По-моему, надо делать ноги, - нервно озираясь, сказала Дженис. - В соседнем помещении, по крайней мере, только мертвецы.

- А потом куда? - спросила я. - Сидеть под дырой в потолке, дожидаясь, пока эти… джентльмены придут подсаживать нас под задницу?

- Нет, - отозвалась сестрица, потирая локоть, оцарапанный очередной сорвавшейся звездой. - Одна из нас может помочь выбраться другой, и эта другая проползет обратно по туннелю и приведет помощь.

Я взглянула на сестру, сообразив, что она права, а я идиотка, что не подумала об этом раньше.

- А кто пойдет? - нерешительно спросила я.

Дженис криво улыбнулась:

- Ты и пойдешь. Тебе есть что терять… - И добавила с прежней лукавой усмешкой: - К тому же только я знаю, как надо разговаривать с Кокосом.

Секунду мы стояли, глядя друг на дружку. Затем краем глаза я увидела, что брат Лоренцо преклонил колени перед одним из разоренных алтарей и молится Богу, который давно покинул это место.

- Я не могу, - прошептала я. - Я тебя здесь не оставлю.

- Придется, - твердо сказала Дженис. - Если ты не пойдешь, пойду я.

- Хорошо, - согласилась я. - Иди. Прошу тебя.

- Джулс! - Она обняла меня за шею. - Ну почему ты вечно лезешь в героини?

Дальнейшее избавило нас от бурного эмоционального спора за обладание мученическим венцом. Скрежет и завывания дрелей прекратились, и из придела повалили бандиты, смеясь и подшучивая над своими приключениями и перебрасываясь четырьмя драгоценными камнями с грецкий орех величиной. Последним вышел Умберто. По его лицу я догадалась, что он думает о том же, о чем и мы: закончено ли наше участие в делах Кокко и неапольской шайки или они захотят чего-то еще.

Словно прочитав наши мысли, мужчины прервали веселье и уставились на нас с Дженис, застывших на месте, прижавшись друг к дружке. Кокко разглядывал нас с особым удовольствием; насмешка на его лице говорила, что он отлично знает, какую дополнительную пользу мы можем ему принести. Но, раздевая глазами Дженис, он понял, что, несмотря на бесстрашные выходки, перед ним еще одна испуганная девчонка, и его глаза стали холодными. Он сказал что-то своим людям, отчего Умберто прянул вперед, расставив руки, как бы закрывая нас от него.

- Нет! - взмолился он. - Ti prego! [62]

- Vaffanculo! [63]- процедил Кокко, направив на него автомат.

Последовал длинный обмен мольбами и оскорблениями, и, наконец, Умберто перешел на английский.

- Друг мой, - сказал он, едва не опустившись на колени. - Я знаю, ты великодушный человек. Я обещаю, ты об этом не пожалеешь.

Кокко ответил не сразу. Его прищур свидетельствовал, что ему не понравилось упоминание о прошлом.

- Пожалуйста, - настаивал Умберто. - Девочки никому не расскажут, клянусь тебе!

Кокко поморщился и сказал на скверном английском:

- Девочки всегда болтают. Языками мах-мах-мах.

Стоявшая сзади Дженис больно стиснула мне руку. Она, как и я, понимала, что у Кокко нет причин оставлять нас в живых. Он получил камни, больше ему ничего не нужно, тем более живые свидетели. И все-таки мне не верилось, что пришел наш конец: неужели после стольких трудностей, туннелей, раскопок и нашей помощи он нас убьет? Вместо страха я ощутила ярость на этого бездушного ублюдка Кокко и на то, что лишь один человек не побоялся встать на защиту слабых - наш отец. Даже брат Лоренцо неподвижно стоял, перебирая четки с закрытыми глазами, словно происходящее не имело к нему отношения. С другой стороны, что он мог сделать? Старый монах не ведал ни зла, ни английского.