Дэвид Линдсей - Путешествие к Арктуру

В стороне от реки, не более чем в ста футах, он едва не споткнулся о тело спящей женщины. Предмет, испускавший малиновые лучи, лежал на земле в нескольких ярдах от нее. Он походил на небольшой драгоценный камень, отбрасывающий искры красного света. Однако Маскалл едва взглянул на него.

Женщина была одета в большую звериную шкуру. Ее большие гладкие пропорциональные конечности были скорее мускулистыми, чем толстыми. Ее магн имел вид не тонкого щупальца, а третьей руки, заканчивавшейся кистью. Ее повернутое вверх лицо было диким, сильным и чрезвычайно красивым. Но он с удивлением увидел, что у нее на лбу, на месте брива, находился еще один глаз. Все три были закрыты. В малиновом сиянии он не мог разобрать цвет ее кожи.

Он нежно дотронулся до нее. Она спокойно проснулась и взглянула на него, не пошевелив ни единым мускулом. На него смотрели все три глаза; но два нижних были вялыми и пустыми – просто передавали изображение. Лишь средний, верхний, выражал ее внутреннюю сущность. В его надменном, решительном взгляде мелькало нечто соблазнительное и влекущее. Маскалл почувствовал вызов в этом выражении властной женской воли и инстинктивно напрягся.

Она села.

– Ты можешь говорить на моем языке? – спросил он. – Я не задал бы такого вопроса, но другие могли.

– Почему ты решил, что я не могу читать твои мысли? Это что, так сложно?

Она говорила глубоким грудным, тягучим, музыкальным голосом, звук которого доставлял Маскаллу удовольствие.

– Нет, но у тебя нет брива.

– Ну и что, а разве у меня нет сорба, это еще и лучше? – Иона указала на глаз на своем лбу.

– Как тебя зовут?

– Ошикс.

– И откуда ты?

– Ифдон.

Эти надменные ответы начали его раздражать, и все же сам звук ее голоса пленял.

– Я завтра направляюсь туда, – заметил он.

Она рассмеялась, будто помимо своей воли, но ничего не сказала.

– Меня зовут Маскалл, – продолжал он. – Я чужак – из другого мира.

– Я должна была догадаться по твоей нелепой внешности.

– Возможно, было бы лучше решить сразу, – напрямую спросил Маскалл, – будем мы друзьями или нет.

Она зевнула и, не вставая, потянулась.

– Почему мы должны стать друзьями? Если бы я сочла тебя мужчиной, я могла бы взять тебя в любовники.

– Это поищи в другом месте.

– Пусть будет так, Маскалл! А теперь убирайся и оставь меня в покое.

Она вновь уронила голову на землю, но глаза закрыла не сразу.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросил он.

– О, мы, народ Ифдона, иногда приходим сюда поспать, потому что ТАМ достаточно часто для нас бывают ночи, за которыми не наступает утро.

– Раз это такое ужасное место, и, учитывая, что я тут абсолютно чужой, было бы просто вежливо с твоей стороны предупредить меня о возможных опасностях.

– Мне абсолютно безразлично, что станет с тобой, – дерзко возразила Ошикс.

– Ты возвращаешься утром? – настаивал Маскалл.

– Если захочу.

– Тогда мы пойдем вместе.

Она снова приподнялась на локте.

– Вместо того чтобы строить планы за других, я бы сделала крайне необходимую вещь.

– Скажи, ради Бога.

– Ладно, не знаю зачем, но скажу. Я попыталась бы превратить свои женские органы в мужские. Это страна мужчин.

– Говори проще.

– О, это достаточно просто. Если ты попытаешься пройти через Ифдон без сорба, ты просто совершишь самоубийство. И этот магн тоже более чем бесполезен.

– Видимо, ты знаешь, о чем говоришь, Ошикс. Но что ты мне посоветуешь сделать?

Она небрежно указала рукой на испускающий свет камень, лежащий на земле.

– Вот решение. Если ты на достаточно долгое время прижмешь этот друд к своим органам, он, возможно, даст толчок к изменениям, а природа, быть может, за ночь довершит остальное. Я ничего не обещаю.

И Ошикс окончательно повернулась спиной к Маскаллу.

Несколько минут он размышлял, затем подошел к тому месту, где лежал камень, и взял его в руку. Это был гладкий камень размером с куриное яйцо, сиявший малиновым светом, будто раскаленный докрасна, и испускавший непрерывный поток маленьких кроваво-красных искр.

Решив, наконец, что Ошикс дала хороший совет, он приложил друд сначала к магну, а затем к бриву. Он испытал ощущение жжения – чувство целительной боли.

Наступил рассвет второго дня Маскалла на Тормансе. Бранчспелл уже стоял над горизонтом, когда он проснулся. Он сразу же понял, что за ночь его органы изменились. Его мясистый брив превратился в похожий на глаз сорб; его магн стал толще и развился в третью руку, торчащую из груди. Эта рука сразу же придала ему чувство большей физической безопасности, но с сорбом ему пришлось поэкспериментировать, прежде чем он понял его назначение.

Лежа на солнце, поочередно открывая и закрывая каждый из трех глаз, он обнаружил, что два нижних служили пониманию, а верхний – его желаниям. Так сказать, нижними глазами он ясно различал предметы, но без личного интереса; с помощью сорба ничто не существовало само по себе – все представало в виде объекта, представляющего или не представляющего интереса для его собственных нужд.

Изрядно недоумевая, чем все это обернется, он встал и огляделся. С того места, где он спал, Ошикс не было видно. Ему не терпелось узнать, там ли она еще, но прежде чем подойти и удостовериться, он решил искупаться в реке.

Утро было великолепным. Горячее белое солнце уже начинало слепить, но его жар смягчался сильным ветром, свистевшим в кронах деревьев. Множество фантастических облаков заполняли небо. Они походили на животных и беспрерывно меняли форму. Земля, листья и ветви деревьев еще хранили следы росы или дождя прошедшей ночи. Остро ароматный запах природы наполнял его ноздри. Боль его стихла, настроение было отличным.

Перед тем как выкупаться, он осмотрел горы Ифдон-Мареста. Под утренним солнцем они вырисовывались отчетливо. Он прикинул, что их высота составляет от пяти до шести тысяч футов. Величественные, неправильные, зубчатые контуры казались стенами волшебного города. Скалы, обращенные к нему, были сложены из ярких камней – пунцовых, изумрудных, желтых, ульфировых и черных. Глядя на них, он почувствовал, что сердце его начинает стучать, как неторопливый тяжелый барабан, и он весь затрепетал – его охватили неописуемые надежды, стремления и эмоции. Он чувствовал больше, нежели ощущение, покорение нового мира – это было что-то другое...

Он искупался, напился и уже одевался, когда к нему неторопливо приблизилась Ошикс.

Он не мог определить цвет ее кожи – яркий, но изящной смеси карминного, белого и джейлового. Эффект был поразительно неземным. Эти новые цвета придавали ей вид истинного представителя чужой планеты. В ее фигуре тоже было что-то любопытное. Женственные изгибы, типично женские кости – и тем не менее все каким-то образом выражало дерзкую, скрытую, мужскую волю. Властный глаз на ее лбу задавал ту же загадку, но более простым языком. Его откровенная высокомерная самовлюбленность была пронизана проблесками секса и нежности.