Роберт Хайнлайн - Луна – суровая хозяйка (The Moon Is a Harsh Mistress)

Все трое сообщают об этом – избыточность, необходимая для каждой коммуникационной системы, – но мы посмотрим, что происходит с сигналом Дональда. Он звонит Дику, но Дик, находившийся под началом у Винсента, тоже отрезан. Это, однако, не имеет значения, так как Дик передает оба сообщения по своей экстренной линии связи Дэвиду. По несчастному стечению обстоятельств Дэвид находился под командой Виктора, но он пользуется своей запасной линией связи и передает сообщение через Дилана… что выводит сообщение за пределы «сгоревшей» зоны и связывает нижние уровни с Гуго, Вивиан и Бисваксом, а там и с Адамом, стоящим во главе… А тот отвечает по связям другой стороны пирамиды с выходами на уровень «А» от Дугласа к Дональду и через них к Дику и Дэвиду. Эти два сигнала, идущие вверх и вниз, не только проходят быстро, но по их источнику штаб сразу может определить, какой ущерб нанесен сети и в каком месте. Мало того, что организация продолжает функционировать, – она тут же начинает ремонтировать свою структуру.

Вайо с недоверием следила за линиями, стараясь поверить, что «идиотская» схема будет работать, хотя в общем-то это было очевидно. Показать бы ее Майку на несколько миллисекунд, и он наверняка выдал бы усовершенствованный и более надежный вариант. Да еще придумал бы, как устранить возможность предательства вообще и одновременно ускорить сроки прохождения сигналов. Но я-то не компьютер.

Проф взирал на схему с непроницаемым лицом.

– В чем дело? – спросил я. – Не беспокойтесь, все сработает – как-никак, это мой хлеб.

– Мануэль, мой маль… извините. Сеньор О'Келли… не согласитесь ли вы возглавить нашу революцию?

– Я?! Бог мой, нет! Я не собираюсь стать мучеником заведомо проигранного дела. Я просто вычертил схему.

Вайо взглянула на меня.

– Манни, – сдержанно сказала она. – Ты избран. Это дело решенное.

Черта с два – решенное!

Проф сказал мне:

– Мануэль, прошу тебя, не торопись. Нас тут трое – идеальное число, у нас разносторонние таланты и обширный жизненный опыт. Красота, почтенный возраст и мужественная целеустремленность…

– Нет у меня никакой целеустремленности!

– Перестань, Мануэль. Давай посмотрим на вещи шире, а уж потом будем принимать решения. И чтобы стимулировать сей процесс, поведайте мне, найдется ли на этом постоялом дворе что-нибудь спиртное? У меня есть несколько флоринов, которые я охотно пустил бы в торговый оборот.

Это было едва ли не самое разумное предложение за последний час. – Столичная водка?

– Звучит недурственно, – он потянулся за бумажником.

– Ждите, вас обслужат! – сказал я и заказал литр со льдом.

Заказ прибыл быстро. От завтрака у нас еще остался томатный сок. – А теперь, – сказал я после того, как мы приняли на грудь, – что вы, проф, думаете о бейсбольном чемпионате? Судя по тотализатору, «Янки» на сей раз продуют…

– Мануэль, скажи мне, каковы твои политические убеждения?

– …но раз там появился тот новый парнишка из Милуоки, я готов рискнуть небольшим капитальцем…

– Порой трудно их сформулировать, но использовав сократову методу вопросов, легко понять, на чьей он стороне и к чему стремится.

– Ставлю три против двух, несмотря на неблагоприятный прогноз.

– Что?! Ах ты дурачок! Сколько?

– Три сотни. Гонконгских.

– Заметано. Например, при каких обстоятельствах государство вправе поставить свои интересы выше интересов гражданина?

– Манни, – вмешалась Вайо, – у тебя еще много шальных денег? Я без ума от «Филадельфиков».

Я внимательно оглядел ее с головы до пят.

– И что ты намерена поставить?

– Иди ты к черту! Насильник!

– Проф, я понимаю так, что обстоятельств, при которых государство вправе поставить свои интересы выше моих, просто быть не может.

– Совсем неплохо. Отсюда уже можно танцевать.

– Манни, – снова вмешалась Вайо, – это самый что ни на есть отъявленный эгоизм!

– А я и есть отъявленный эгоист.

– Ну что ты несешь! А кто меня спас? Меня – совершенно чужого тебе человека? И не попытался этим воспользоваться? Профессор, я просто дурачилась. Манни вел себя как самый настоящий рыцарь.

– Sans peur et sans reproche note 18. Я так и думал, ведь мы знакомы много лет. Что вполне совместимо с его высказыванием.

– Нет, не совместимо! Я имею в виду не сегодняшнюю ситуацию, а тот идеал, к которому мы стремимся. Манни, «государство» – это Луна. Пусть пока не суверенная, пусть мы с тобой считаемся гражданами совсем других стран. И все же я – неотъемлемая часть государства Луна и твоя семья тоже. Разве ты не готов умереть ради своей семьи? – Эти две вещи друг с другом никак не связаны.

– Еще как связаны! В том-то и дело, что связаны!

– Нет. Свою семью я знаю давно.

– Дорогая леди, я должен заступиться за Манни. У него верный взгляд на вещи, хотя он, возможно, и не совсем точно его формулирует. Смею ли я спросить? При каких обстоятельствах поступок группы людей будет нравственным, а тот же поступок, совершенный отдельным ее членом – безнравственным?

– Хм… вопрос на засыпку, да?

– Но ведь это же ключевой вопрос, дорогая Вайоминг. Это радикальный вопрос, который отражает корни дилеммы правительства. Тот, кто ответит на него честно и останется верен своему взгляду, невзирая на последствия, знает, что он отстаивает и за что готов умереть.

Вайо нахмурилась.

– Безнравственно для отдельно взятого члена группы… – повторила она. – Профессор, а каковы ваши политические принципы?

– Позвольте сначала услышать о ваших. Если, конечно, вы способны их сформулировать.

– Конечно, способна! Я приверженец Пятого Интернационала, как и большая часть членов организации. Мы не отталкиваем от себя попутчиков, у нас единый фронт. Среди нас есть коммунисты, приверженцы Четвертого Интернационала, краснобригадники и коллективисты, сторонники единого налога, да мало ли кто еще. Но я не марксистка; у нас, у Пятого Интернационала, программа чисто практическая: пусть частная собственность существует там, где это уместно, а государственная – где необходимо. Мы признаем, что стратегия изменяется вместе с обстоятельствами. Словом, никакого доктринерства.

– А как с высшей мерой наказания?

– За что?

– Ну, скажем, за предательство. За действия против Луны, когда вы ее освободите?

– Смотря какое предательство. Пока мне не известны обстоятельства, я ничего решить не смогу.

– Так же, как и я, милая Вайоминг. Я верю в необходимость высшей меры при определенных условиях – только с одним отличием: я не стану обращаться в суд. Я сам проведу следствие, вынесу приговор, приведу его в исполнение и приму на себя всю меру ответственности.

– Но… профессор, кто же вы по убеждениям?