Харуки Мураками - Дэнс, дэнс, дэнс

– Спи спокойно, – сказал я.

– Спи спокойно... – повторило эхо в моей голове.

– Ку-ку, – отозвалась Мэй.

На следующий день все повторилось один к одному. В том же кабинетишке мы втроем молча выпили по дрянному кофе с булочкой. В отличие от кофе, круассан был совсем не плох. Гимназист одолжил мне электробритву. Я всегда недолюбливал электробритвы – но тут плюнул и побрился чем бог послал. Поскольку зубной щетки у них не нашлось, пришлось полоскать рот водой из-под крана. И опять начались вопросы. Вздорные и идиотские. Допрос с издевательствами в рамках закона. Весь этот бред, тягучий и медленный, как заводная улитка, продолжался до самого обеда. К полудню они выспросили у меня все, что только могли. Как форма, так и содержание вопросов полностью себя исчерпали.

– Ну, что ж. На этом пока закончим! – подытожил Рыбак и отложил авторучку.

Оба следователя синхронно, точно сговорившись, с шумом перевели дух. Я тоже вздохнул поглубже. Было ясно как день: эти двое держали меня здесь с единственной целью – выиграть время. Что там ни сочиняй, а паршивая визитка, найденная в сумочке убитой женщины – еще не основание для ареста. Даже при отсутствии у меня железного алиби. Вот почему им так важно было затянуть меня в свой безумный кафкианский лабиринт и держать в нем как можно дольше. До тех пор, пока не объявят результаты дактилоскопии, вскрытия – и не станет понятно, убийца я или нет. Бред в чистом виде...

Но так или иначе – больше им спрашивать нечего. И сейчас я отправлюсь домой. Приму ванну, почищу зубы и побреюсь как следует. Выпью человеческий кофе. И по-человечески поем.

– Ну, что, – произнес Рыбак, потягиваясь и смачно хрустя позвонками. – Не пора ли нам пообедать?

– Ваши вопросы, как я понимаю, закончились. Я ухожу домой, – сказал я.

– Э-э... Не так сразу, – уже с явным усилием возразил Рыбак.

– Это еще почему? – спросил я.

– Нужна твоя подпись под тем, что ты здесь наболтал.

– Ну, так давайте, я подпишу.

– Но сначала ты должен убедиться, что с твоих слов все записано верно. Садись и читай. Строчку за строчкой. Это очень важно.

Толстенную кипу из тридцати или сорока листов писчей бумаги, испещренных убористыми иероглифами, я прочел медленно и старательно от начала и до конца. Перелистывая страницы, я думал о том, что, может быть, лет через двести этот документ будет цениться как уникальный источник знаний о быте минувшей эпохи. Подробный до патологии, достоверный до маниакальности. Историки просто с ума сойдут от восторга. Жизнь горожанина, одинокого мужчины тридцати четырех лет – вся как на ладони. Конечно, среднестатистическим этого человека назвать нельзя. Но тоже дитя своей эпохи... И все-таки здесь, в “кабинете дознаний” полицейского околотка, читать такое было скучно до зубной боли. Чтобы все прочесть, потребовалось минут пятнадцать, не меньше. Но это – последний рывок, подбадривал я себя. Прочитаю до конца – и домой!

Дочитав, я шмякнул стопкой бумаги по столу.

– Все в порядке, – сказал я. – Возражений нет. С моих слов записано верно. Могу подписать. Где тут нужно подписывать?

Рыбак стиснул пальцами авторучку и, вертя ее туда-сюда, воззрился на Гимназиста. Гимназист подошел к батарее, взял оставленную на ней пачку короткого “Хоупа”, достал сигарету, закурил, выпустил струйку дыма и принялся разглядывать этот дым с угрюмым выражением на лице. У меня отвратительно засосало под ложечкой. Лошадь моя подыхала, а по всей прерии уже грохотали тамтамы врага.

– Все не так просто, – очень медленно произнес Гимназист. Делая упор на каждом слове, как профессионал, объясняющий сложное задание новичку. – Этот документ должен быть написан собственноручно.

– Собственноручно?

– Иными словами, вам придется еще раз все это написать. Своей рукой. Своим почерком. В противном случае документ не будет иметь никакой юридической силы.

Я уставился на стопку бумаги. У меня даже не было сил разозлиться. А очень хотелось. Вскочить и заорать, что все это – дикая, нелепая чушь. Шарахнуть кулаком по столу. Со словами “не имеете права, я гражданин, и меня защищает закон”. А потом хлопнуть дверью и, черт меня побери, вернуться-таки домой. Я отлично понимал, что они не имеют никакого права остановить меня. Но я слишком устал. Не осталось сил, чтобы стоять на своем и чего-то добиваться. Мне уже казалось, будто лучший способ добиться своего – тупо выполнять что угодно. Так гораздо комфортнее... Слабею, подумал я. Слабею и распускаю нюни. Раньше я таким не был. Раньше я бы рассвирепел так, что мало бы не показалось. А сейчас даже разозлиться ни на что не способен. Ни на мусорную жратву, ни на табачный дым, ни на электробритву. Старый тюфяк. Сопливая размазня...

– Не буду! – сказал я. – Я устал. И иду домой. Имею полное право. Никто не может меня остановить.

Гимназист издал горлом неопределенный звук – то ли застонал, то ли поперхнулся. Рыбак задрал голову и, разглядывая потолок, выбил концом авторучки по железной столешнице странный ломаный ритм. Тототон – тон, тотон-тотон – тон .

– В таком случае наш разговор затягивается, – проговорил он сухо. – Прекрасно. Мы выписываем ордер. Задерживаем тебя насильно и проводим официальный допрос. И тогда уже не будем такими добренькими. Черт с тобой, нам и самим так будет проще. Верно я говорю? – повернулся он к Гимназисту.

– Да, в самом деле. Так мы и правда скорее управимся. Что ж, давай так, – кивнул Гимназист.

– Как хотите, – сказал я. – Только пока вы ордер не выпишете – я свободен. Буду дома сидеть, приходите с ордером и забирайте. А сейчас – что угодно делайте, но я пошел домой. Иначе я тут с вами просто с ума сойду.

– В принципе, мы можем задержать вас и предварительно, до момента получения ордера, – сказал Гимназист. – Такой закон существует, не сомневайтесь.

“Принесите Свод законов Японии и покажите, где это написано!” – хотел было потребовать я – но тут моя жизненная энергия угасла окончательно. Я прекрасно понимал, что эти люди блефуют – но бороться с ними уже не было никаких сил.

– Ладно, – не выдержал я. – Я напишу все, как вы сказали. А вы за это дайте мне позвонить.

Рыбак подвинул ко мне телефон. Я снова набрал номер Юки.

– Я все еще в полиции, – сказал я ей. – И, похоже, до ночи тут просижу. Так что сегодня тоже приехать не смогу. Извини.

– Ты все еще там? – изумилась она.

– Ужасно дурацкая чушь, – сказал я сам, пока того же не сказала она.

– Как ребенок, честное слово! – сказала Юки. Какой все-таки богатый словарный запас у японского языка, подумал я.

– Что сейчас делаешь? – спросил я.

– Да ничего, – ответила она. – Ерунду всякую. Лежу на кровати, музыку слушаю. Журналы листаю. Печенюшки жую. Ну, типа того.