Rominiys - Кошкин домик

Простыня стала намокать по всей видимости из-за моих слез, а в ушах стал появляться шум. Сердце неприятно сжалось и кольнуло.

«Такая маленькая жизнь».

— Ты уже должен был быть мертв, по моим подсчетам, намного раньше — возможно, еще на пятом курсе.

— Видимо, мне повезло, — это такая злая ирония или шутка, даже в такой ситуации я оказался избранным. В памяти начали всплывать забытые картины с разных курсов, но это было уже не важно.

— Гарри, есть еще кое-что. Когда я обследовала тебе сейчас, тесты показали отсутствие опухоли, — мое лицо дернулось от сильного перенапряжения мышц, вызванного полнейшим шоком, — наверное, стоило начать именно с этого, и идти в обратную строну. Похоже, я опять сделал что-то неэтичное.

— За такое, пожалуй, я могу вас простить, — вытерев лицо и стараясь привести дыхание в порядок, — но больше так не делайте, иначе... не знаю что иначе. Значит, я не умру?

— Как опытный медик, я бы не стала давать столь категоричное заверение. Твой организм испытывал явно не самые лучшие времена, и тебе придется пройти реабилитацию. Нужно выяснить, как ты победил болезнь, с учебой стоит повременить на этот период, возможно, следует, все-таки госпитализировать. Это вызовет вопросы, но, думаю, мы можем положить тебя инкогнито, под чужим именем, и организовать должный уход, — тут я понял, что нужно вмешаться, пока меня не разобрали на органы.

— Мадам Помфри, вы можете провести эту реабилитацию, сделав это так, чтобы я остался в школе и ходил на занятии?

— Это неправильно, один раз ты уже был на волосок от смерти и непонятно как выбрался. Рак был не магловского происхождения, и вполне вероятно, что ты не смог избавиться от него полностью, а если и смог, то последствия останутся на всю жизнь, — видимо, этого она и ждала, неужели я такой предсказуемый?

— Вы можете это сделать? — мой голос окреп, и я был готов упереться рогами и гнуть линию, пока врач не сломается.

— Директор бы этого не одобрил, — очень слабый аргумент, и, видимо, она это понимает.

— Директора здесь нет, а профессор МакГонагалл, будет следовать указаниям, полагаясь на ваше мнение больше, чем на возможные последствия, — да откуда, черт возьми, я могу это знать? Вот жжешь.

— Вам придется фактически жить здесь, следовать моим инструкциям неукоснительно, и первая оплошность станет и последней. Обследования каждый день, и не важно, в какое время, вы должны будете быть тут, даже если Сами Знаете Кто лично, попросит не ходить. О вашей проблеме никому не говорить, Гарри Поттер, вам все ясно?

— Предельно, мадам Помфри.

— Вот и славно, если ты согласен со всем что я сказала, то думаю, мы можем попробовать, — она, наконец, забрала у меня колбу и встала с кровати.

Занятной выдалась беседа, ничего не скажешь, но она не права, я уже не первый раз был на самый волосок и сам не понял, почему воспринял все это так серьезно. Видимо, умирать совсем не хочется, ведь мне предстоит так много вспомнить и еще больше сделать. Как же мне все это объяснить Рону и Гермионой? Вот что пугало больше всего. А еще, как я сдал тест? Хотелось бы узнать результаты.

* * *

Последующие две недели состояли из очень похожих друг на друга дней, разбавленные лишь редкими занятиями, на которые меня отпускали, и беседами с друзьями. Сначала, конечно, это вызвало очень сильный ажиотаж, по школе ползли слухи один страшнее другого, но мне было плевать. Главное следовать указаниям. Просто следовать. МакГонагалл, как и подозревал, согласилась перевести меня и даже выделила эльфа с кухни, смутно знакомого, надо заметить. Добби оказался полезен, и благодаря нему я не умер с голоду и полностью восстановил картину второго курса... а также несколько кусочков пятого. Все что удалось воссоздать в памяти, было наполнено переживаниями болью и не только моей. Гермиону ранили, Сириус упал в Арку, Дамболдор сражался с Темным Лордом. Лежа на кровати, бесцельно, без всяких желаний... очень часто приходили мысли о прошлом. Ничего не оставалось, кроме как разбивать воспоминания на кусочки, изучать каждый в отдельности и собирать их воедино, но это того стоило. Теперь я знаю, как выглядят пожиратели. Знаю, кто был в том жутком месте, осталось определить, как поступить с этим знанием. Еще был вопрос о моей новой родословной и ныне живущих Блэках. По настоянию Нимфадоры родовое древо я изучил, и все что осталось — это три сестры и два ребенка. Драко и Нимфадора. Пусть их рода поменялись, но кровь рода в них есть. Через Малфоя можно подобраться к Нарциссе, через аврора Тонкс — попасть в Азкабан к Беллатрикс, а также к Андромеде. Последнее должно быть проще всего. Вопрос, на кой черт мне сдались они все, оставался открытым. Встречусь, узнаю — этого пока хватало.

— К нему нельзя. Если вы не по поводу собственного здоровья, то я бы попросила вас покинуть крыло и идти на занятия, — похоже, опять началось. Не то чтобы внимание друзей так напрягало меня, но эта их манера доставлять неприятности мадам Помфри немного раздражала. Я прикрыл глаза и положил руку за голову, стараясь настроиться максимально радушно, ведь репутация, которой у меня, кажется, и так не было, стала еще хуже. После заселения в больничное крыло половина Хогвартса думает, что я смертельно болен, что недалеко от истины, другая свято уверена, что Гарри Поттер — прокаженный и у него, в смысле у меня, чуть ли не чума.

— Мы это уже слышали вчера и еще раньше. На недолго, он же там со скуки совсем одичает, — Рон пытался заглянуть в любую подвернувшуюся брешь в обороне колдомедика, лишь бы пробиться, но это было вне его власти.

— Я принесла ему задания и конспекты, Гарри не должен отставать по предметам. Как староста... — вот это уже дипломатических подход. Не сложно догадаться кто это, но даже так им все равно не удастся пробиться, сегодня, по крайней мере. Хоть бы Рон не вздумал ломать себе что-нибудь, лишь бы попасть на соседнюю койку. А если это будет Гермиона? Смешно, конечно, но мало ли что может взбрести в умную голову. Пока было время, я еще раз обдумал правило о друзьях и понял, что надо бы расширить круг интересов, вот только с прокаженным мало кто будет общаться. Жалость-то какая.

— Я сказала вам нет, и не смейте мне перечить, — медик захлопнула двери, поставив в этом противоборстве очередную точку, вот только, зная друзей, это вполне может оказаться многоточие. Тех, кто отправился со мною на битву с василиском, не остановит обыкновенная деревянная дверь.

Желтые глаза смотрят на меня из темноты, а кожа покрывается испариной, только от звука шипения. Сердце пропустило удар, стоило взглянуть на эту громадину, а ноги едва держат, вместе с единственной мыслью. Падение — смерь. На стенах кровавые надписи, сплетаются и перетекают в картины о маленьком мальчике, пронзившим мечом короля. Алое на черном. Из раны течет кровь, а кожа чернеет, наполняя воздух запахом разложения. Гнить заживо — это совсем не то, что я бы хотел, будучи подростком. Может быть, для меня это было слишком?