Андрей Тарасов - Оболочка разума

– Что? – спросил доктор Рыжиков.

– Этот кабинет, – Мишкина трубка обвела прокуренные стены, обитые недорогим провинциальным деревом. – Можешь разворачивать здесь медсанбат. – И последнее, уже совсем пятясь: – Привет оболочке!

Иногда с этого он начинал их очередной, не очень частый разговор: «Как там твоя оболочка?» Оболочка вела себя по-разному. Иногда вполне прилично, вежливо, культурно. Доктор Рыжиков так и говорил Мишке Франку. Иногда хулиганила и дебоширила, о чем также незамедлительно сообщалось. «Весьма нахальна», – жаловался он тогда. Иногда заболевала – чихала и кашляла. «Сопли потекли…» Или: «Сегодня ничего, веселенькая, скачет…» Или: «Скучная, как протокол вскрытия». Мишка Франк уже привык ко всему, но каждый раз оболочка удивляла какой-нибудь новой выходкой. Оказывалась, например, в стельку пьяна и буйна, так что без вытрезвителя не обойтись. Вроде это была их общая знакомая, живущая где-то здесь, в городе, и в свою очередь передававшая Мишке Франку светский привет. Сегодня она, видно, осуждала его вместе в доктором Рыжиковым, потому что Мишка Франк вынужден был много оправдываться и даже отдал во искупление вины свой казенный кабинет под благое дело.

Но в кабинете даже не было водопровода, и доктор Рыжиков в большим сомнением изучал его, оставшись ненадолго один. Может быть, все же думал здесь кого-то спрятать, о ком расспрашивал с таким нескромным любопытством Мишка Франк. Место неплохое, под присмотром аккуратной секретарши. Только надо продумать доставку пищи и вынос отходов, а так – за какой-нибудь ширмочкой вполне и вполне…

Все это означало, что шнур наконец-то дотлел. Взрыв грянул. Доктор Рыжиков снова оказался, как когда-то, подброшен взрывной волной, десять раз перевернут и брошен оземь непонятно где.

Хотя ничто не предвещало взрыва, когда он тихо-мирно сидел себе в дежурке, где все скрипели перьями и чесали языки и где перед ним предстал кузнец дядя Кузя Тетерин. Поскольку на нем не было признаков колотых или рубленых травм головы, дядя Кузя виновато улыбался и тянул доктору Рыжикову здоровенную, в зазубринах, рабочую ладонь. Аккуратно пожал белую, пахнущую дезинфекцией докторскую руку. Сел на кушетку, куда велели, осмотрелся. На вид абсолютно здоров – и телесно, и нравственно. Доктор Рыжиков уже давно не встречал таких здоровых положительных людей.

Только вот почему-то вокруг дяди Кузи все боялись дышать. И смотрели на него как на падающий хрустальный сосуд. И дрожащими пальцами протягивали доктору Петровичу мокрый снимок человеческого черепа, с виду тоже вполне добродушного. Но только с виду.

Доктор Рыжиков встретился взглядом с глазницами черепа и тоже содрогнулся. И тоже перестал дышать. В самой его глубине, в мозговом веществе, четко темнел посторонний предмет, продолговатый как осколок. Но дядя Кузя на войне и ранен был не в голову, да и сейчас голова абсолютно цела… Ему осталось только родиться с посторонним предметом в ней.

– Братцы кролики, протрите мне глаза, – попросил доктор Рыжиков. – А это точно его снимок?

По заданию доктора Рыжикова дядя Кузя исправно шевелил руками и ногами, попадал пальцем в нос. Единственное что – болела голова. Просто трещала. Особенно когда глаза следили вправо-влево за докторским молоточком. Притом не первый день.

Но голова – не палец, более нужный в работе на пневмомолоте. Притом понедельник. Какой же понедельник без головной боли… И дядя Кузя думал: так и надо. Исправно простоял у пневмостукалки, исправно прокрутил заготовки. Конец декады – не до головы. Под вечер полечился пивом – думал, пройдет. Утром во вторник еще хуже. Стошнило. Глазами не пошевелить. Перед работой забежал в санчасть, спросил пирамидону. Запил таблетку, подмигнул сестре, оставил на стакане темный след пальца. Пошел давать норму. А она разламывается. В обед явился снова. Чтой-то не то. Смерили температуру – нормальная. Дали еще две таблетки. Выпил. Уже и подмигнуть не смог. А от стука вообще смерть. Бух-бух-бух-бух-бух… В цехе-то канонада. Бьет по мозгам. Дали записку в поликлинику. Там тоже за температуру: нет. Врач и так напуганный: бюллетенщики обложили. Что дядя Кузя симулянт, он прямо не сказал, но щупал очень неохотно. Вместо больничного дал еще таблеток: к утру пройдет. А не проходит. Чтобы так затянулся понедельник – с ним еще не бывало. Люди жалеют – а нечего делать. Температуры нет, кровь не течет – что еще надо? Одни советуют в бане попариться, другие – водки с перцем, третьи – на голове постоять, ногами в стену упершись. Ему бы денек отлежаться, да без него кузнечно-прессовый как без рук. Да он и сам их первый враг, прогулов. Как член цехкома и ударник. Думал дотянуть до выходного – не вышло. Хоть лезь на стену. Стало просто выворачивать. Вроде глаза вылезают и тошнит непрерывно. В третий заход врач сдался, послал на снимок. Или решил доказать симуляцию. На снимке дядя Кузя терпеливо сидел в очереди. Потом там выключили свет. Потом свет дали, но рентгенщицы стали обедать, кипятить чай. Тетки, боевые, облученные вдоль и поперек, весело огрызались, ничего не боялись. Они кузнецу даже понравились. Тем более что в очереди от спокойного сидения полегчало. Напились чаю с леденцами, вызвали. Пошел, подставил лоб излучающей трубке. Тоже техника, уважения требует. Потом висок. Потом спросил, куда идти – домой или в цех. Они захмыкали: не их, мол, дело. Он побрел на работу, хоть там остался час. Потом в автобусе домой в микрорайон. Автобус попался трясучий – дух вон. И не то что присесть – зажали, не дохнешь. Кряхтя и мыча чуть доплелся. Не хотелось ни пива, ни раков. Ни сидеть, ни лежать, ни смотреть футбол, ни забивать козла. Соседи даже поразились. Только от боли стучал себя кулаком в лоб и мычал. Утром даже не поднялся – будь что будет. Тут за ним и явились. Тот же врач желдорбольницы, но уже выпучив глаза. «Вы лягте, мы поможем, вы головку вот так, мы подержим…» Дали б больничный, и дома бы отлежался, а так только старуху напугали.

– Сознание не теряли? – приветливо спросил доктор Петрович.

Слово «сознание» имело для дяди Кузи только идейный смысл. От «сознательный» и «несознательный».

– Ну, обмороки были?

За «обморок» дядя Кузя даже обиделся.

– Значит, ничего страшного, – успокоил доктор Рыжиков, как первым делом успокаивал каждого пациента. – А это что? – И дотронулся пальцем до чуть припухшего правого века.

Кузнец чуть дернулся.

– Да искрой обожгло… щипнуло.

– Давно? – внимательней всмотрелся доктор.

– Да уж забыл… Ну, дня четыре… Да не болит она…

– До головы или после? – уточнил доктор Рыжиков.

Дядя Кузя, нарушивший технику безопасности и пренебрегший защитными очками, на этот вопрос отвечал неохотно. Сам расписывался в книге, знал все последствия, о чем теперь речь? А ведь могут навесить за свой счет – не нарушай! Так, что ли? Уж больно он очки не любил. Да кто их надевает? Если все выполнять, что написано да за что расписался, то до работы не дойдешь.