Кристина Гептинг - Сестренка

Тем не менее мне нравилось говорить «моя сестра». Вернее, нравилось слово «моя». Она младше, и она девочка, должна подчиняться. Но не подчинялась. Сейчас я думаю, если б она хоть раз послушалась меня, сделала бы что-то в точности, как я велю, я бы, может, и не возненавидел ее так сильно.

– Понимаешь, – объяснил я тогда жене. – Если в семье несколько детей, соперничества не избежать. А зачем нам это надо?

Когда мне стукнуло лет четырнадцать, наши с сестрой драки остались в прошлом, хотя отношения, конечно, не улучшились.

На Юлькину радость, я весь покрылся угрями. Я и так ненавидел свою рожу, а эта тварь теперь любила подолгу останавливать на моем лице взгляд и противно мотать головой. А когда я намазал лицо зубной пастой (мама была убеждена, что это помогает от прыщей), Юлька, совсем не стесняясь, ржала минут двадцать.

– Да, жалко Витек с Серым это не видят! – сказала она. – Вот бы они поржали над тобой.

– Я тебя прикончу! – ответил ей я.

Хохоча, она отправилась гулять на улицу. А через десять минут притащила Витька и Серого к нам домой. Соврала, что якобы я позвал их по какому-то делу.

– Тебе что, лицо обкончали?! – загоготали эти недоумки.

А Юлька ржала громче всех. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним.

План мести я разработал шикарный. До сих пор себя за него хвалю.

В общем, на другой день я выкрал из учительской журнал Юлькиного класса. Закрывшись в туалете, аккуратно проставил по всем предметам по нескольку пятерок напротив графы с нашей фамилией и вернул классный журнал на место.

Ох, что ее классуха, Галина Васильевна, ей устроила!.. Ты бы знала. Я специально стоял под дверью и слушал, как та отборно ругается. Помню, она ей сказала:

– Скоро, чувствую, к «Интуристу» пойдешь и юбку поднимешь!

Эта девятилетняя идиотина еще сильнее расплакалась – она ведь не знала, что такое «Интурист».

Даже папа прозрел и отшлепал Юльку ремнем. А она так и не признала, что виновата. Но хоть и дура, а смекнула, что на меня вину лучше не валить – хуже будет.

– Проси прощения! – сказал я ей, когда мы легли спать.

– Не буду!

– Ну, как хочешь, – пожал я плечами. – Поплачешь у меня еще.

Но если по моим рассказам, Полин, ты решила, что вся моя жизнь крутилась вокруг Юльки, то ошибаешься.

Мне исполнилось шестнадцать, впереди был одиннадцатый класс. Как обычно, я поехал к бабушке на лето. Без Юльки – за два дня до отъезда у нее началась ветрянка, и она слегла с высокой температурой и бредом. Пожелав ей в муках сдохнуть, я отправился на вокзал.

Я впервые ехал на поезде один, без родителей и сестры. Наверное, именно тогда и почувствовал себя по-настоящему взрослым. Тем более что на верхней полке расположилась чудесная девчонка.

Ехала Ксюша – так ее звали – туда же, куда и я. Это была немыслимая удача.

Как она выглядела? Я уже не помню, да это и не важно. Она слезла со своей полки, мы познакомились, проболтали до поздней ночи. Надо было идти спать, но по ее взгляду я понял: она заметила мой стояк.

Я всегда был очень рассудительным, как ты, наверное, поняла. Всякие, так сказать, безрассудства – это не про меня. Да я даже подростком был очень хладнокровным. Поэтому сам удивился, когда понял, что трахаю случайную знакомую в туалете поезда дальнего следования. Неужели это со мной? Тем не менее мне понравилось. Нет, не секс, хотя и он, безусловно, тоже. Я кайфанул главным образом от того, что совершил рискованный поступок.

Но смутное ощущение, что это мимолетное знакомство так просто не пройдет, не покидало меня все два месяца, что я провел у бабушки. И дело не в том, что с Ксюшей мы там периодически встречались – гуляли, сидели в кафе, иногда занимались сексом – с ней-то я точно не представлял себя в будущем. Мучило предчувствие если не катастрофы, то чего-то неприятного.

Ксюша уезжала на два дня раньше меня. Несмотря на то что она мне смертельно надоела, я пришел ее проводить. А она вся такая грустная и задумчивая. На перроне бумажку какую-то в руки сует, я сначала даже не понял, что это. А она говорит:

– Я залетела. Вот смотри, врач написал…

Я надел на себя маску рыцаря печального образа. В той же маске, вернувшись домой, проводил ее в частную клинику – там обещали ничего не сообщать родителям, да и зачем им это надо. Проводил на аборт и даже не встретил. Ее номер засунул в черный список. Хватит и того, что операцию оплатил.

Через пару дней Юлька заметила пропажу денег. Она копила на новый телефон. Конечно, рассказала родителям. Но они на очередные наши разногласия отреагировали довольно вяло: папа был в запое, мама готовилась к паломничеству на Валаам.

Что ты говоришь? Что я ужасно вел себя с сестрой всю жизнь? Что я, видимо, очень плохой и злой человек? Ну, может быть. Послушай, я совершаю те или иные поступки просто потому, что позволяю себе это. И не ищу никаких оправданий, даже если жалею о содеянном. А перед кем оправдываться? Что-то я не уверен, что другие люди намного лучше меня.

Пару лет назад мы с Ирой, помнится, сходили к этой твари, сестре, на день рождения. Я идти не хотел – мы уже давно практически не общались, но Ира завела свою пластинку: это же твоя кровинка, вы же самые близкие друг другу люди, и все такое…

Среди Юлькиных фитнес-подруг выделялась противная жирная Алиса – вроде бы они вместе живут сейчас. Так вот, эта Алиса мне с порога заявила:

– Юрий, любопытно с вами познакомиться. Насколько я знаю, у вас с Юлей всегда были сложные отношения?

И смотрит на меня так внимательно – как старец с открытки, которую мама из Лавры привезла и зачем-то мне подарила.

Я Алисе ничего не ответил, а Ира начала будто оправдываться (хотя что она о нас знала?), мол, мало ли что раньше было, в детстве все игрушки поделить не могут, я, говорит, до сих пор своей сестре вспоминаю куклу Соню, которую та из зависти выбросила в мусоропровод…

А я стою и думаю: неужели Юля этой Алисе всё рассказала? Ведь эта жируха – психолог.

Может, именно тогда я впервые пожалел о том, что сделал. Прошлое ужасно: оно так и норовит настигнуть тебя в неудобный момент и отомстить.

Но ничего страшного тогда не случилось. По ходу вечера я все больше расслаблялся, и не от алкоголя, а от собственных мыслей. Я смотрел на Юльку (она выглядела серой, уставшей, какой-то забитой) и думал: она побоится об этом рассказать. Возможно, она побоится даже вспоминать.

И вот мы с Ирой уже стоим в дверях, а эта толстуха Алиса заявляет:

– Юра, я с Юлей уже это обсуждала, и она согласна: может, вы вместе как-нибудь придете ко мне на сеанс семейной психотерапии? Мне кажется, у вас есть непроработанные травмы.

Я вежливо отказался, а внутри у меня все бушевало: какого черта посторонняя баба лезет в наши семейные дела?! Хотя, признаюсь, неожиданно проскользнула мысль: может, извиниться перед Юлей? Может, она только этого и ждет? И если я скажу: «Юля, прости и забудь, я тогда был пьян», – я и сам, может, все это забуду?