Кристина Гептинг - Сестренка

Перед получением диплома я с удивлением узнал, что папа устроил меня в военную часть в том городе, где они и обосновались пять лет назад. Я говорил, что не прочь уехать куда-нибудь, как он в юности, но отец был непреклонен:

– Пока ты жил с нами, вы с Юлей хоть и не ладили, но она, по крайней мере, вела себя относительно нормально.

– Так сейчас-то все уже хорошо, – попробовал возразить я.

– Ничего хорошего, – сказал папа. – Теперь она плачет каждый день и постоянно ест.

– Я-то тут при чем?!

– Ну, Юрочка, – начала мама. – У вас же вроде наладились отношения. Я имею в виду, более или менее. Чего перебирать эти детские обиды? Вы же можете относиться друг к другу по-доброму. Мы с папой стараемся сейчас не ругаться и видим, что она меньше расстраивается. Может, если в семье будет мир, все наладится? Мы проходили психолога, когда Юлю на учет поставили, так вот, она сказала, что агрессия всегда родом из семьи.

– Жить я с вами в любом случае не буду, – сказал я.

– И не надо здесь жить! – воскликнула мама. – Если вы будете снова делить одну комнату, конфликты неизбежны. Нужно поменять отношения. Может, например, ты подарок ей сделаешь?.. Новый год скоро, подари ей что-нибудь.

Я не помню, чтобы когда-то делал Юльке подарки. Но, как ни странно, идея показалась мне неплохой. К тому же исподволь я чувствовал какую-никакую, а вину, поэтому внутренне согласился с мамой: нужно ее поздравить.

Конечно, если бы я знал, как эта тварь отреагирует, поберег бы деньги. Она швырнула подарок мне в лицо. Что это был за подарок? Да неважно, хорошая, дорогая вещь.

Тогда я понял: никаких отношений с ней я налаживать не буду, просто навсегда попытаюсь о ней забыть. И у меня почти получилось! Но все изменилось как по щелчку пальцев.

Сначала она все рассказала родителям. Причем какую форму, сволочь, для этого выбрала!.. Праздновали Новый год, и она взяла слово. Нет, ну ты представляешь?.. Наверно, ожидала, что они проклянут меня или еще что… Но мать заладила, что надо помириться-исповедаться-причаститься, а отец… Отец сошел с ума. И я никогда не прощу Юлю за это.

Я это говорю не потому, что люблю отца. Нет. Может, в детстве что-то к нему и было, но сейчас я его даже не уважаю. Пьянство, мат, побои… Даже не в этом дело. Знала бы ты, как он всю жизнь перед начальством пресмыкался!.. Но разве он заслуживает закончить жизнь в сумасшедшем доме? Ведь мать того и гляди уйдет в монастырь. Послушницей вот поехала… Юлька, что ли, за ним ходить будет? Сомневаюсь. У нее ведь и к отцу, который так ее любил, куча претензий – ах, он наносил ей детские травмы!.. А ведь это она своей так называемой правдой обрекла его за безумие.

Что ты говоришь? Почему бы мне не взять отца на себя? А с каких пор у нас мужики занимаются больными родственниками?

Но самое ужасное даже не это. Отец – алкаш, туда ему и дорога. Этой твари оказалось мало очернить меня перед родителями. Она встретилась с моей женой и в подробностях все ей рассказала. Итог – Ира со мной разводится. Увижу ли я свою дочь? Не знаю…

Потом эта сволочь написала в Инстаграме пост с моей фамилией, датой, когда мы у бабушки были, в общем, будто заяву в полицию накатала, только еще приукрасила всякими метафорами. Типа я уничтожил ее душу, и все такое. Такая вся жертва. Видела бы эту жертву – с губищами и жопой!..

Меня даже из друзей начали удалять. Нет, конечно, кое-кто звонил и писал: «Юрец, мы не верим», «Она все врет, бабы со своими изнасилованиями совсем уже поехали!» или «У нас на работе одна сука тоже мужика оклеветала, он в суде добился моральной компенсации». Но что я мог ответить? Я молчал.

Все-таки она победила.

– Мне кажется, что такого не бывает… Ты – такой представительный мужик. Офицер. Не алкаш, не наркоман, а получается, насильник. Может, ты актер и к роли готовишься? Или психолог – эксперимент ставишь?

Полина осеклась: разболелась голова – алкоголь был тому причиной.

– Нет, это правда, – ответил он с усмешкой. – В общем, поразил я тебя, да? Видишь, бывает в жизни то, что никого не оставляет равнодушным. Нет, я не актер и не психолог. Все, что я рассказал, – правда. Ну да, я вот такой: я не боюсь сказать, или какой там хештэг у этих жертв.

Когда по соцсетям прокатился флешмоб, в котором жертвы изнасилований рассказывали о том, что пережили, Полина мысленно их осуждала. «Меня муж бил изо дня в день, а когда был пьяным, трахал в жопу. Чем не изнасилование? Но я же не прошу, чтобы меня жалели, и не вытаскиваю это на всеобщее обозрение», – думала она.

Иногда она даже с нежностью вспоминала некоторые моменты их с мужем жизни. Например, как ездили в гипермаркет за продуктами и сгребали в корзину явно больше, чем могли себе позволить – муж перебивался случайными заработками, а у нее, кроме пособия на ребенка, доходов не было. Выручала его кредитка, которая, впрочем, вскоре стала и главной головной болью.

Покупали пиво и пиццу и смотрели интеллектуальные телепередачи. Муж был умником – его в техникуме ходячей Википедией называли, – и Полина восхищалась тем, что он знает, как звали лучшего друга Пушкина и где проходила Олимпиада 1972 года.

Пожалуй, даже себе Полина ни разу не сказала: «Я – жертва», – а уж тем более никому из окружения. А теперь ехала в такси домой и думала: «Может, и мне поступить так же, как эта Юля, – взять и рассказать?.. Может быть, что-нибудь изменится?»

– Может быть, что-нибудь изменится? – неожиданно для себя произнесла она вслух.

– Девушка, вы, если пьяная, то уж молчите.

Таксист почему-то был груб и вроде бы даже парировал: «Ничего никогда не меняется». А может быть, ей это просто показалось.

Черт. Сердце колотится о ребра, как птичка, готовая выломать своим хрупким тельцем прутья клетки. Так, стоп. Алиса ведь научила меня, как с таким справляться. Я начинаю гладить эту неспокойную птичку – свое сердце. От головки до хвоста. Нежно, но твердо, ощущая каждое непокорное перышко.

Постепенно становится легче. Минут через пять уже дышу почти спокойно. Со стороны и вовсе, пожалуй, выгляжу невозмутимой. Ругаю себя: зачем пришла на полчаса раньше? Теперь ждать и мучиться…

Сидя в модном крафтовом баре, я переживала хотя бы о том, как бывшая подруга отреагирует на это место. В школьные годы она была забитой. Возможно, и сейчас не ходит по всяким сложным кафешкам. Что, если она почувствует себя неуютно и разговора не получится?.. Впрочем, это ерунда. Волнение съедало меня потому, и только потому, что я не знала, чего теперь ждать от человека, которому когда-то принесла настоящее зло.

Наконец она пришла. Уселась, несмело улыбнулась. Устремила на меня вопросительный взгляд. Хотя нет, не так. Я понимаю: прошло десять лет – а это ведь будто парочка жизней, – а она и по сей день смотрит на меня как тогда.