Маша Трауб - Лишние дети

Нет, я не хотела конфет, печенья или торта. Я хотела еды. Обычной, банальной. Супа, котлет, пюре. Я действительно была всеядна, и мне все казалось вкусным. Наверное, потому что моя мама готовила совсем гадко. Она даже сосиски не могла сварить нормально – они у нее превращались в разваренное месиво с растрескавшимися оболочками. А суп? Если бы вы когда-нибудь попробовали суп моей мамы, вы бы тоже стали всеядны. Я очень любила котлеты из кулинарии, которые покупала мама. И сырники из кулинарии. И готовую еду из магазина, которую требовалось только разогреть на сковородке. Я очень хотела быть капризной, но голод оказывался сильнее. Вареный лук? Да я могла съесть все что угодно. Даже рыбий жир, которым нас пичкали во время карантина каждый день, глотала спокойно. Но Стасика я отчего-то понимала. И жалела. У него были особые отношения с едой, как и с остальным миром. Так что я считала это нормальным. Он рассказывал мне, что клецки в супе, который варит его новая бабушка, похожи на опарышей. И он не мог проглотить даже ложку. Я не знала, кто такие опарыши, но Стасик рассказывал так, что даже мне становилось тошно. Лук ему напоминал по вкусу желе, которое тоже делала его новая бабушка. И он отказывался его есть. Нет, новая бабушка не вываливала ему желе на голову, она плакала. И старалась заплакать в тот момент, когда ее сын, отчим Стасика, приходил домой. А отчим потом рассказывал маме Стасика о его безобразном поведении за столом. Мама наказывала сына за то, что он обидел бабушку. Мне казалось, что это несправедливо и очень по-взрослому – делать так, чтобы ребенку становилось особенно плохо.

Да я могла проглотить хоть жареную лягушку, потому что все время хотела есть. А Митя Милославский, например, не мог проглотить таблетку. Ему прописали принимать таблетки три раза в день, и Митина мама приходила к Елене Ивановне договариваться, чтобы она давала ему лекарство во время еды. Митя мог съесть любой суп, любую котлету, но не мог проглотить таблетку. Елена Ивановна измывалась над ним как могла – заставляла открыть рот и засовывала глубоко на язык, потом давала воды и держала голову. Зажимала нос, чтобы Митя проглотил. Но ничего не помогало. Митю рвало таблеткой вместе с супом и котлетой. Его было до жути жаль. Он сидел в рвоте, на него орала Елена Ивановна, но он был не в состоянии проглотить обычную, не самую большую таблетку. Воспитательница каждый день докладывала Митиной маме, что она пыталась, но он опять не проглотил. Митина мама благодарила за попытку и усилия.

– Ничего, дайте мне еще несколько дней! Проглотит как миленький! – говорила Елена Ивановна.

– Конечно, – разрешала мама.

Мальчик стоял рядом и понимал, что завтра мучения продолжатся.

Не знаю, что случилось бы с Митей дальше, но на помощь неожиданно пришла Флора Лориковна. Она зашла в нашу группу, чтобы сказать что-то важное Елене Ивановне, и увидела сцену засовывания таблетки в горло мальчика. И его рвоту.

– Зачем так делать? – ахнула Флора Лориковна и произнесла несколько фраз на том языке, на котором иногда пела нам песни. Она оттолкнула руку Елены Ивановны и забрала таблетку. Взяла две большие ложки, положила между ними таблетку и сильно сжала, отчего таблетка превратилась в порошок. Потом несколько раз провела одной ложкой по другой, и таблетка стала пылью. Флора Лориковна налила в большую ложку компот и насыпала туда порошок.

– Так сможешь проглотить? – спросила она Митю. Тот кивнул и послушно выпил порошок с компотом.

– Зачем ребенка мучить? – обратилась Флора Лориковна к Елене Ивановне.

– А мне вот больше делать нечего, да? Еще я таблетки не растирала! – возмутилась та. – Придумала тоже. Пусть учится глотать.

– Скажи маме, пусть тебе таблетки в порошок превратит, хорошо? Как я сделала, – сказала Флора Лориковна Мите. – Сам будешь насыпать в ложку и пить.

– Не понимаю я этих капризов, – хмыкнула Елена Ивановна, но отступила. А Митя стал приходить с порошком и спокойно принимать лекарства. Хорошо, что Митина мама не была такой упрямой и злой, как Елена Ивановна. Плохо то, что она сама не додумалась до такого простого решения.

Мне казалось, что у таких женщин, как Елена Ивановна, не может быть детей. Ну зачем ей дети, если она их ненавидит? Да и представить себе нашу воспитательницу в роли матери или тем более бабушки было сложно. Я, как ни старалась, не могла. Поэтому одна сцена меня просто потрясла.

Как-то к нам в группу пришел мужчина, который не был ничьим папой. Он никого не привел – ни дочку, ни сына, а просто стоял и рассматривал наши работы из пластилина, выставленные на шкафчиках. Елена Ивановна в это время, как всегда, орала на нас – быстрее, мойте руки, за стол, завтрак остывает, и ее любимая фраза: «Вам что, дополнительное приглашение требуется?» Елена Ивановна находилась в плохом настроении – успевала раздавать подзатыльники, пусть несильные, но очень обидные и неожиданные. Когда кто-то бьет тебя по голове сзади, причем неожиданно, это очень обидно. И можно нырнуть лицом в тарелку с кашей, если не успеешь пригнуться. Поэтому мы давно привыкли садиться за стол бочком, чтобы успеть втянуть шею в плечи и вцепиться в стул. Если кто-то недостаточно быстро, с точки зрения воспитательницы, садился за стол, она могла насильно усадить – рывком. Тут тоже стоило проявлять осторожность, чтобы не удариться об угол стола или ножку стула. Синяки на ногах после таких «усаживаний» расплывались мгновенно. Так что мы быстро плюхались за стол и начинали ковыряться в манной каше. Поскольку мое место находилось напротив входа из раздевалки в группу, а дверь оставалась открыта, я прекрасно все видела. Пришла с опозданием Настя, но ей удалось прошмыгнуть незамеченной за стол. Опаздывать у нас категорически запрещалось. Не только к завтраку, но и к обеду и полднику – замешкался, не успел помыть руки, все – садись за стол для наказанных. Это изобрела Елена Ивановна, пообещав «вбить в нас» такое качество, как пунктуальность. Опоздавшие ели за специальным столом, а после еды должны были встать и громко сказать: «Я больше не буду опаздывать». В принципе, ничего ужасного – мы привыкли извиняться, говорить «я больше не буду», не очень понимая, в чем именно провинились. Да и какая разница, за каким столом сидеть? Но почему-то настроение портилось. И становилось именно обидно. Ведь мы не всегда опаздывали по своей воле. Иногда мама могла задержаться или бабушка долго собиралась. Или папа мог забыть варежки, и приходилось за ними возвращаться. Почему наказывали нас, детей?

В тот день, когда все дружно произнесли хором традиционную присказку-напоминалку «Когда я ем, я глух и нем» и застучали ложками по тарелкам, Елена Ивановна пошла закрывать дверь в раздевалку и увидела стоявшего там мужчину. Видимо, она была так ошарашена, что даже дверь забыла закрыть, так что я все слышала и видела.