Маша Трауб - Лишние дети

– Володя, Володечка, ты что здесь? Как? – У Елены Ивановны даже голос изменился. Я никогда не слышала, чтобы она таким тоном разговаривала – тихо, ласково, неуверенно. – Что-то случилось? Чаю хочешь? Нет, сегодня какао. Будешь какао?

Елена Ивановна подошла к мужчине и попыталась его обнять, но тот отстранился. Она стояла не двигаясь и даже как будто стала ниже ростом, обмякла в плечах, коленях. У нее тряслись руки.

– Не понимаю, как тебе детей доверяют, – сказал мужчина. – Неужели никто из родителей не жалуется? Я стоял, слушал, и, знаешь, хорошо, что мой ребенок не здесь. Не у тебя в группе.

– Володечка, зачем ты так? Я же… они… такая группа тяжелая, с ними по-другому нельзя. Вот прошлый выпуск был – такие дети хорошие. А эти прямо как специально подобрались. Может, ты есть хочешь?

– У ребенка кашу для меня отберешь? – хмыкнул мужчина.

– Ну зачем ты так? Есть же добавка. – Елена Ивановна чуть не плакала и еще раз попыталась дотронуться до мужчины. – Ты похудел. Ты хорошо питаешься?

– Нормально.

– Я вижу, как нормально – осунулся, круги под глазами. Твоя новая жена о тебе совсем не заботится?

– Мам, давай не будем. Даже не начинай. Я чего пришел. Хочу квартиру разделить.

Тут я чуть со стула не упала. Оказывается, у Елены Ивановны есть сын! Правда, совсем взрослый. Но ведь есть! Он назвал ее мамой! И явно ее не любит. Даже не подходит к ней.

Елена Ивановна протянула руку и сделала робкую попытку погладить руку сына. Он дернулся и шагнул назад.

– Володя, как же так? Как разделить? А я? Мне-то куда? И зачем? Это тебя Лариска надоумила? Конечно, она. Кто же еще!

– Мам, Лариса тут ни при чем. Но нам тесно в однокомнатной. Владику нужен свой угол.

– Владик, я его даже не видела ни разу. Хоть бы фотографию принес.

– У тебя трехкомнатная, если разменяться, то у нас хотя бы будет двушка.

– Ты два года не появлялся, не звонил, а теперь приходишь и хочешь выгнать меня из собственного дома?

– Не выгнать, а разменять. У тебя будет двухкомнатная квартира.

– Ты меня хоть бы с Восьмым марта, хоть с днем рождения бы поздравил. Вычеркнул мать из жизни, а когда квартирка понадобилась, заявился! – Елена Ивановна обрела голос и прежний тон. Еще немного, и она бы сорвалась на крик.

– Ладно, я все понял. Бесполезно с тобой разговаривать. Тогда подам в суд на раздел имущества. Не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому.

– И ты затаскаешь мать по судам? Ты посмеешь? Тебе не стыдно? – Елена Ивановна все-таки закричала.

– Нет, не стыдно. Ни капельки. Я просто хочу, чтобы у Владика была своя комната.

– Передай своей Лариске, что она от меня метра квадратного не получит. Лимита паршивая!

– Она не лимита. Москвичка. И мы живем в квартире ее матери, если ты забыла.

– Нашлась москвичка! А мать ее откуда в Москву приперлась? Повадки шалавы подзаборной своей дочке передала. И хватку лимитовскую. Дай палец – по локоть откусит. Я-то сразу ее распознала. Только ты ничего видеть и слышать не хочешь. Нашел себе главного врага – мать родную. Еще интересно, от кого твоя ненаглядная ребенка нагуляла!

– Мам, прекрати орать. Дети слышат. И не смей так говорить про Ларису и Владика.

– Наташка-то получше была. Правильно она тебя бросила. Вы с Лариской прямо спелись. Два сапога пара. И теща у тебя дороже матери стала. – Елена Ивановна начала заикаться. Она не плакала, а давилась рыданиями.

– Мам, ты знаешь, почему Наташа от меня ушла. – Сын Елены Ивановны оставался спокойным, даже равнодушным. – Ты в этом виновата, а не я. Она не смогла тебя простить. И я не могу. Если бы не Лариса и Владик, я бы повесился или из окна выбросился. Лариса меня спасла.

– Нашлась спасательница! Да ты на любую был согласен, вот она тебя к рукам и прибрала. Поняла, что тебе какую хочешь лапшу на уши повесь, ты и поверишь.

– Я не хотел приходить. Лариса настояла. Она думала, что ты согласишься миром решить.

– А чего решать-то? Сына у меня нет, внука нет, давай и крышу над головой отбери, чего уж там! Мать не жалко. Какая ночью кукушка тебе кукует, ту ты и слушаешься.

– Прекрати свои пошлости!

– Ах какой ты нежный стал! Пошлости ему не хочется слышать! А как квартиру делить – так запросто. Никакой пошлости! Мать на улицу выгонять – да пожалуйста! Смотрю, легко тебе живется. Развернулся и новую нашел. Ребенка завел. Родную бабушку к внуку не подпускаешь. А Наташе каково?

– Мне легко? Ты считаешь, мне легко? Про Наташу вспомнила? Ты же ее ненавидела! Терпеть не могла. Изводила как могла. Издевалась, как над этими детьми! Забыла, как она из-за тебя плакала целыми днями? И что ты вдруг ее жалеть стала? Все, мне пора на работу. Бесполезно все это. Я подам в суд на раздел имущества. И постарайся не орать на детей. Пока не нашелся какой-нибудь высокопоставленный родитель и не вышиб тебя с работы. Или ты только на обычных детей орешь и подзатыльники им отвешиваешь, а детей начальников не трогаешь?

– Какой же ты неблагодарный, как я могла тебя таким вырастить? – Елена Ивановна присела на табуретку и схватилась за сердце.

– Мам, не устраивай концерт. У тебя сердца нет, так что не за что хвататься.

– Забирай, выгоняй меня, делай что хочешь. Моя смерть будет на твой совести.

– Не будет. Ты не умрешь. Такие, как ты, долго живут. Только насморк на чужих похоронах подхватывают.

– За что ты так со мной? Ну за что? Что я тебе сделала?

– Ты знаешь, за что.

– Это был несчастный случай! Тебе все про это говорили! Я не была виновата!

– Ладно. Ты можешь с этим жить, а я не могу. И Наташа не смогла. Поэтому ушла от меня.

– Можно, я хотя бы Владика увижу?

– Нет, ты к нему не подойдешь. Он не знает, что у него есть бабушка. Все, мне правда пора. Ты получишь повестку.

– Да я лучше государству эту квартиру завещаю, чем тебе отдам. Понял? Так своей Лариске и ее матери передай! Не с той связались! – Елена Ивановна кричала так, что мы давно перестали есть и сидели, вжавшись в стулья, боясь даже дышать.

– Я понял. Странно, да? Я ведь надеялся, что мы сможем договориться. Что ты захочешь, чтобы нам было лучше.

– Я эту квартиру своим горбом заработала, а ты хочешь на все готовенькое?

– Мам, эта квартира – родителей моего отца, которого ты свела в могилу.

– Уходи, видеть тебя не хочу! И больше не заявляйся. Придет повестка, я приду в суд.

– Хорошо.

Мужчина ушел. Елена Ивановна вернулась в группу и села за свой стол. Она не замечала, что время завтрака давно прошло и уже должно было начаться музыкальное занятие. Она сидела за столом и смотрела в одну точку. Из оцепенения ее вывела Флора Лориковна.

– Я сижу, жду, а никто не идет! – сказала она. – Елена, что случилось? Тебе плохо?

– Сын приходил, – прошептала Елена Ивановна.