Маша Трауб - Лишние дети

– Ты и вправду стала странная, – улыбнулся Стасик. – Говорить стала по-другому. Хорошо, что я заболел.

– Это еще почему?

– Ты не боишься. Злишься, но не боишься. Злость сильнее страха.

Под руководством Стасика я начала общаться с привидениями и вышла на прямую связь с умершей тетей Катей. Дух нянечки запер Ленку в кладовке и потерял ключ. А Светку тетя Катя сначала лишила подушки, которая делась неизвестно куда, а потом закрыла ее в туалете. У Светки и Ленки то и дело открывались шкафчики, пропадали ленточки и цветные карандаши. Стасик всем торжественно сообщал, что тетя Катя так мстит. Ему, естественно, верили. Стасик говорил, что умершая нянечка не со мной общалась, а хотела поговорить со Светкой и Ленкой, просто я не вовремя зашла в кладовку. Слухи о привидениях расползлись по всему садику, и выводы Стасика тоже передавались в другие группы. Для полноты картины у Зинаиды Петровны тоже стали пропадать вещи и обнаруживаться в других местах. Сами собой открывались краны в туалете, выключался свет и двигались стулья. Но Светка с Ленкой терпели и ничего не рассказывали родителям, потому что сами придумали страшилку про тетю Катю. Зато остальные дети вообще боялись уснуть в тихий час, потому что исчезали подушки и одеяла. Зинаида Петровна каждый день сообщала нам, какими трудными мы стали и она уже сто раз пожалела, что к нам вернулась. И каждый день собиралась увольняться.

Но не мы со Стасиком, который помогал мне двигать стулья и убирать подушки, были виноваты в том, что из туалета начали доноситься странные звуки. Тут уже даже Зинаида Петровна поверила в то, что тетя Катя ходит по группе. Трубы гудели, клокотали и стонали. Все стали бояться мыть руки. Даже к крану притронуться опасались. Я смотрела на Стасика, но тот пожимал плечами – мол, это не его придумка. Он ни при чем. Светка стала плакать без причины и не вынимала изо рта кончик косы. У Ленки тряслись руки, и она раздирала себе до крови заусенцы. Конечно, теперь они боялись признаться, что сами придумали привидение в облике тети Кати, в которое даже Зинаида Петровна поверила. Еще бы не поверила! Стасик пугал ее часто и сильно. То в группе окна оказывались открыты настежь, то ее туфли, стоявшие под столом, находились в кладовке. Зинаида Петровна все время искала свои вещи и тоже пыталась обойти кладовку стороной. А если и заходила туда, то всегда оставляла дверь открытой. Родители все же заметили странности в поведении детей и устроили стихийное собрание. На нем Зинаиде Петровне пришлось признаться, что смерть тети Кати повлияла на детей и теперь они верят, что ее призрак вернулся. И, конечно, сразу же нашлось разумное объяснение доносящимся зловещим звукам – водопровод засорился, – и уже на следующий день вызвали мастера, чтобы прочистить трубы. После прочистки из туалета перестали доноситься страшные звуки, все пропавшие подушки нашлись в кладовке, а ключ от нее, как оказалось, все это время лежал на видном месте – на столе Зинаиды Петровны, прикрытый пачкой цветной бумаги. Зинаида Петровна клялась, что туда его не клала.

Стасик оказался прав. Ленка со Светкой перестали меня задирать. Меня стали бояться, но уже по-другому. Не как ведьму, а как… воспитательницу, что ли. Человека, который может на что-то повлиять. Так что мне стало спокойнее. Ленка даже пыталась подлизаться и чуть что говорила Зинаиде Петровне: «А пусть Рита сделает. У нее так хорошо получается!» Светка подсела ко мне и выдавила, что она просит прощения за то, что называла меня дурой.

Я давно заметила – взрослым кажется, что время бежит слишком быстро. Детям – что день бесконечен и никогда не закончится. На стене над столом Зинаиды Петровны висели огромные часы. Стрелки на них двигались очень медленно. Я слышала каждую секунду, особенно во время тихого часа. Часы стучали. Я считала. Если бы имелась возможность до них дотянуться и сдвинуть стрелки, я бы это сделала. Но часы висели слишком высоко. Жизнь в садике, если вы забыли, очень монотонная и скучная. Все известно наперед. Завтрак, занятия, прогулка, обед, тихий час, полдник, прогулка, занятия, ужин. А потом время просто застывало. За детьми приходили родители. Или не приходили. Тех, кого не забирали, выгоняли из группы на улицу. Третья прогулка за день. Как же я мечтала, чтобы этот день уже наконец закончился. И тут же одергивала себя – завтра наступит точно такой же.

Но при всем при этом в садике постоянно что-то случалось. Зинаида Петровна так и говорила нам каждое утро: «Может, хоть сегодняшний день пройдет спокойно». Падения с горки, разбитые коленки, порезы на пальцах не считались происшествием. Рвоты, поносы, обмороки – тоже. Мне казалось, я видела уже все и меня ничто не может удивить. Нервные тики – да пожалуйста, сколько душе угодно. Но я не знала, что это так называется. Светка сосала кончик собственной косы. У Ленки после истории с привидениями тряслись руки, и она даже круг из бумаги не могла вырезать. Стасик смотрел в одну точку. Миша прятался за занавеску и ел там козявки. Мы грызли ногти до мяса, потому что у Зинаиды Петровы обнаружился новый бзик – если она видела у кого-то слишком длинные, с ее точки зрения, ногти, то брала маникюрные ножницы и состригала до крови. Поэтому мы заранее сгрызали себе ногти, не подстриженные родителями. Лишь бы не попасться под ножницы воспитательницы. Мы привыкли к боли, жестокости, несправедливости. Мы стали закаленными детьми, которые могли часами мерзнуть на улице, перетерпеть желание сходить в туалет. Умели сами останавливать кровь, смазывая рану слюной, держа руку под ледяной водой. Мы прекрасно знали, что если кружится голова, то лучше заранее сесть и перетерпеть – иначе упадешь и ударишься головой. А потом по этой голове Зинаида Петровна отвесит подзатыльник, да так, что в ушах зазвенит.

Да, дети бывают жестокими. Даже очень. Но когда жестокие дети вырастают, они становятся настоящими садистами. Я нисколько не сомневалась в том, что все воспитатели в детстве были очень жестокими детьми. Хуже Ленки со Светкой, вместе взятых. И они пошли в воспитатели, чтобы отомстить за свое детство. Им нравилось издеваться над детьми, поэтому они и не уходили с работы. За всех не скажу, но за Зинаиду Петровну точно. Даже Елена Ивановна была добрее, и я, если честно, уже немного жалела, что тогда так с ней поступила. Все познается в сравнении. А тетя Катя? Теперь уже казалось, что Зинаида Петровна хуже даже тети Кати.

Юля после больницы вернулась в нашу группу. В летней панамке, хотя стоял май, выдавшийся на удивление холодным.

– Чучело огородное, – рассмеялась, увидев Юлю, Зинаида Петровна. Она потребовала немедленно снять панамку. Юля послушно стянула головной убор. На ее голове волосы торчали клочками. Как у ежика, только очень больного.