Андрей Смирнов - Итальянский роман

На беду Бурбонов, о пристрастии неаполитанцев к пицце прознал председатель совета министров Сардинского королевства граф Кавур.

– Возмутительно! – сказал он своему шефу, королю Витторио Эмануэле Второму. – Они там целыми днями сладкие торты едят, а у нас на войну с австрийцами не хватает.

– Торты, говоришь?.. Может, у них просто хлеба нету? – задумчиво пожал усами Витторио Эмануэле.

Кавур монарху возражать не стал, но втихомолку послал в Неаполь Джузеппе Гарибальди, наказав Бурбонов прогнать, а торты у них реквизировать в пользу новой, объединённой под его, Кавура, управлением, Италии. Гарибальди задачу выполнил с блеском и Неаполь у Бурбонов отобрал. Временную ставку своего верховного оккупационно-освободительно главнокомандования он расположил в пиццерии, ибо помещение иного назначения в Неаполе сыскать было затруднительно. Тут Гарибальди тоже пиццу распробовал и – вместе с подъехавшими на огонёк Кавуром и Витторио Эмануэле – принялся поглощать её в столь неумеренных количествах, что во всех бывших бурбонских владениях начался голод. Голодать неаполитанцы не любили, потому сели на пароходы и уплыли в Америку, где со спокойной душой вновь занялись привычным делом: начали открывать пиццерии. Так что о существовании пиццы в нынешнем смысле этого слова граждане Соединённых Штатов узнали практически одновременно с жителями северных регионов Италии.

В то время как неаполитанцы знакомили мир со своим изобретением, в королевской семье произошла замена. Вместо почившего Витторио Эмануэле Второго, на поле вышел его наследник, Умберто Первый. Вышел он весь в папеньку: вырастил не менее роскошные усы, родил сына, будущего короля Витторио Эмануэле Третьего, и принялся строить Италию. Супруга его, королева Маргарита, была альпинисткой, туристкой и просто красавицей. В перерывах между покорениями горных вершин она вслед за мужем неустанно колесила по всей стране, видом своим возбуждая в народе любовь к монархии. Характером же обладала столь добрым и мягкосердечным, что когда голодающий народ начинал слишком уж бунтовать, упрашивала царственного супруга поскорее послать войска и несчастных этих, чтоб не мучились, пристрелить.

– Надо же, какая симпатичная у нас королева! – сказал неаполитанский пиццайоло Раффаэле Эспозито. – Сделаю-ка я в честь неё пиццу. Добавлю туда зелёный базилик, белую моцареллу и красные томаты. Это будет символизировать наш итальянский национальный триколор. А назову – «Маргарита»!

– Так и в чём разница-то? – удивилась его жена. – Ты же именно по такому рецепту всю жизнь пиццу и делаешь.

– Это ты знаешь. Я знаю. А королеве-то откуда об этом знать? Мне ничего не стоит, а ей приятно.

Маргарите «Маргарита» действительно пришлась по душе, и она широко её разрекламировала. А заодно и пиццерию хитроумного Эспозито.

Увы, патриотической пиццей единой народ было не накормить. Король Умберто Первый умер не по своей инициативе, а от руки – точнее, револьвера – одного из подданных, полагавшего, что королевское семейство слишком много кушает. Голодающим гражданам, мол, после них ничего не остаётся. Двадцать лет спустя Маргарита, превратившаяся в королеву-бабушку, итальянцам это припомнила, убедительно порекомендовав Витторио Эмануэле Третьему принять на работу нового молодого и энергичного премьер-министра Бенито Муссолини. Он, дескать, научит этих неблагодарных монархию любить. Муссолини не подвёл и провернул аграрную реформу, в результате которой пшеничной муки стало много, а вот иных продуктов поубавилось. Итальянцам ничего не оставалось, как перейти на рацион, состоящий из пасты и пиццы чуть менее, чем полностью. Так второй ключевой элемент итальянский кухни окончательно занял по праву принадлежащее ему место.

***

Туринец Анджело Мориондо был человеком будущего. Рыцарем индустрии в сверкающих доспехах с медными заклёпками. Апологетом паровозов, пароходов, паромобилей, паролётов и бог ведает каких ещё парочудес, которые нёс с собой стремительно приближавшийся XX век. Дело его жизни – шоколадная фабрика – работала как отлаженный часовой механизм. Как наисовременнейший конвейер какого-нибудь детройтского завода. Когда же он приобрёл гостиницу с прилагавшимся к ней баром, то и там устроил всё по прогрессивному американскому образцу. Вот только кофе… На процесс его приготовления Мориондо без слёз взглянуть не мог. Воду налить, огонь развести, дождаться пока закипит… Время идёт, клиент нервничает. Нет, выдающиеся американские промышленники нас за это не похвалят. Пар! Могучий пар, толкающий многотонный поршни и вращающий гигантские турбины, должен прийти на помощь. Синьор Мориондо сел за чертежи.

На Туринской промышленной выставке 1884 года мир увидел поразительную машину. Пшшш!.. – двадцать пять секунд – кофе готов. Пшшш!… – двадцать пять секунд – кофе готов. Стремительный паровой эспрессо прибывает на первый путь!

Увы, но при жизни изобретателя неспешные патриархальные итальянцы не сумели по достоинству оценить американизированный экспресс-стиль потребления эспрессо. Зато уж потом, когда наконец-то распробовали вкус, их от него за уши стало не оттянуть.

Полвека спустя в Италии впервые высадился массовый десант настоящих американцев. Десант в буквальном смысле. Приехали они воевать с Гитлером и Муссолини. Занятие это было нервным и утомительным. Понятное дело, что вечером после боя солдаты желали отдохнуть за чашечкой кофе. Итальянцы с радостью и гордостью подносили освободителям свой любимый эспрессо. Американцы с удивлением рассматривали крошечный глоток чёрной жидкости на дне чашки. И пытались объяснить хозяевам, что их, по-видимому, не так поняли. Штука в том, что они-то тоже знали толк в хорошем кофе. Готовили его в Америке действительно быстро, в этом синьор Мориондо был прав. Однако совсем другим способом. Кофе специального, отличного от эспрессо помола пропускали через бумажный фильтр, в результате чего получался вкусный и ароматный напиток. Вот только итальянцы-то обо всём этом представления не имели.

– Слушай, чего они от нас хотят? – спрашивали они учёного соседа, с грехом пополам понимавшего английский язык.

– Толком не разберу, но вроде бы просят добавить в кофе бумаги. И воды побольше.

– Бумагу? В кофе? Ну и дикари!.. Вот что: сделаю-ка я им обычный эспрессо да плесну сверху половник кипятка. Всё равно разницы не заметят.

Разницу солдатики очень даже замечали. Но поскольку напитка иного, приготовленного по нужной рецептуре, здесь получить всё равно было невозможно, а итальянцы выглядели в своей правоте твёрдо убеждёнными, постепенно американцы и сами поверили, что это действительно и есть настоящий сaffè americano. И даже, к ужасу итальянцев, начали получать от него удовольствие.