Алексей Смирнов - Опята. Роман

Иллюстратор Константин Варламов

© Алексей Константинович Смирнов, 2017

© Константин Варламов, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4474-1313-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Официант подошел к метрдотелю скользящей и быстрой походкой. Приблизившись к телу и будучи допущен, он выстрелил взглядом в удаленный столик, заставленный яствами.

– В чем же дело? – равнодушно спросил мэтр.

– У клиента жор, – донес на посетителя официант.

– В самом деле? С чего ты решил? И слава Богу, в конце концов.

– Пойдите и полюбуйтесь сами. Он заказал два первых блюда, горячее – рыбу, мясо и птицу; шашлык из осетрины; салат оливье, две порции; закуску – нарезочку, икру, грибной паштет. Котлеты по-киевски. Селедку под шубой. Суфле. Винегрет. Полулитровый графин водки, литр минеральной воды. Соусы и приправы. Мороженое, полкило. Фирменный торт.

Речь официанта тоже казалась фирменной, ибо здесь человека красило место.

Метрдотель, старомодно одетый по всей форме, вооружился моноклем и присмотрелся.

– Он один? – поинтересовался он недоверчиво.

– Пока что один. И все сжирает сам, персонально. Ложку – сюда, вилку – туда. Хлоп одну рюмку, хлоп другую. Хлоп четвертую. И запивает из бокала. Объедки сбрасывает в противуположный прибор, который был пуст. Извел полсолонки и перечницу. Одной горчицы и хрена смолотил ужасно сколько, с белым-то хлебом. А хлеба – каравай.

– Ну, пошли, – согласился покровитель.

По пути он все пристальнее изучал едока:

– Вроде худенький мужичок. М-да. Видок затрапезный. Ты рассчитал его?

– В том-то все и дело, что нет.

– Гамлет! (это было паспортное имя официанта). Ты видишь, во что он одет?

– Не по уровню заведения, каюсь и казнюсь. Не из места ли заключения, прямо к нам?

– Тогда какого же черта ты приволок ему столько еды?

– Простите, господин Бургомистров, доверчивый я… сельская молодежь… Если он из места заключения, то деньги у него, возможно, имеются…

Оба остановились у столика и напряженно уставились на мужчину, который жадно уписывал, беря то от одного блюда, то от другого. Клиент был одет в поношенный костюм с полосатым и неуловимо волосатым галстуком. Штиблет не разглядеть, хотя и притоптывает. Крупные залысины, острый нос не без бородавки с волосом, истертый ворот рубашки. Питается неопрятно, пьет от души. И на душе этой – праздник. Неприятное положение. Что, если на душе – грех, и смертный? Грех неплатежеспособности?

– Все в порядке, почтеннейший? – осведомился метрдотель.

– Лучше не придумаешь, – сказал тот с набитым ртом.

– А вы что-то придумали?

– По правде говоря, ничего. Мне лучше думается под музыку, а во время еды приходят не мысли, но аппетит. Отменная рыба, господа повара!

Метрдотеля перекорежило. На нем же монокль! – тот сразу и вывалился. Никто и никогда не принимал Бургомистрова за повара.

– Изволите рассчитаться сейчас же или когда?

– Когда – что?

– Рассчитаться….

– А, вы о деньгах, – клиент посмотрел на дешевенькие часы, отстававшие на полчаса. – Через десять минут вас устроит?

– Гамлет, выпиши почтенному гостю счет. Вполне устроит. Простите за вторжение в процесс, но, сами понимаете, что всех встречают…

– По одежке, – подхватил посетитель. – А провожают…

Гамлет расплылся в подобострастной улыбке.

– По счетам, – изрек он елейно.

Едок, в свою очередь, внимательно присмотрелся к явлению персонала.

– По осени, – пошутил он.

– По осени считают, – подсказал ему Гамлет.

– Совершенно верно. Курят и цыплят. Я желаю еще курятины, принесите.

Метрдотель тем временем следил за стрелками личных, карманных часов.

– Сверим время? – предложил он сидящему.

Ответа не последовало.

Метрдотель поднял глаза. Отвечать было некому; сиденье пустовало, стол – разорен. Молчал и Гамлет – искал, наверное, ответ на вечный вопрос.

1. Прикладная ботаника

Артур Амбигуус-младший не вышел к гостям: его никто не пригласил, да и не то, что не пригласил – ему даже запретили к ним выходить с полуоторванными, распухшими ушами. Не больно-то он и рвался.

Перед приходом гостей – людей скромных и простодушных – состоялась жестокая семейная сцена подросткового воспитания.

Артурова мать Анюта, когда супруг ее, по странному капризу – тоже Артур, врач-нарколог, явился с приема домой, немедленно рассказала ему о поступке Артура-Амбигууса-младшего.

Сей поступок показался наркологу ужасным вдвойне: сынуля его, будущий химик и фармацевт, а то и доктор наук, производитель антидотов и рвотов, поедал с такими же, как пища, уродливыми товарищами заведомо поганые и несъедобные грибы, желая вызвать у себя галлюцинации. На какой-то поляне, уподобляясь свинье с ее желудями… он подрывал семейное древо, семейный генеалогический дуб, достойный гордости и славы..

– У нас же квота! – орал ему малый Артур, раздираемый за уши надвое храпящими рысаками. Так делали и делают в старину… – Я, батя, квоту отстегиваю…

Здесь он до первой крови прикусил язык, понимая, что сейчас сболтнет нечто лишнее. А выражаясь точнее, уже сболтнул.

– Это на что же «у вас там квота»? – задал вопрос папаша-лекарь, отлично знавший, как на него ответить. Он всего лишь нуждался в признаниях и мольбах о прощении. В нем пробудилась от многолетней спячки безжалостная святая инквизиция, странным образом перемешавшаяся с показными процессами сталинской эпохи. Уши попались первыми; не было ни карцера, ни испанского сапога.

– У них там рвота, а не квота, – вмешалась Анюта. – Его полчаса рвало какой-то дрянью.

Отец захрипел: казалось, что это хрипят взмыленные отцовские кони-ладони-огони.

– Какие же тебе, гаденышу, понадобились галлюцинации?

Выяснилось, что все равно, какие. Хотелось увидеть себя жуком, цветком и птицей колибри; многоразовым кораблем из летучей Голландии, где можно все; мечталось раскрасить автобус и поезд спреем, а мир весь усыпать блестками, побольше; запустить воздушные шары и прыгнуть с вышки: всеми частями тела по очереди, которые тоже обернутся воздушными шарами помельче, и лопнут, рассыпавшись в конфетти…