Андрей Смирнов - Итальянский роман

Следующим вечером, 9 октября, в 22 часа 15 минут начальник контрольной смены плотины по телефону обсуждает ситуацию с главным инженером. В разговор вмешивается случайно подслушавшая его телефонистка:

– Простите, но нам тут, в Лонгароне, ничего не угрожает?..

– Спите спокойно! – отвечают ей.

Через двадцать четыре минуты, в 22 часа 39 минут, двести шестьдесят миллионов кубических метров камней, скал, земли и песка устремляются в водохранилище Вайонт со скоростью сто восемь километров в час.

Объём оползня в пять раз превосходит прогнозы и расчёты SADE и более чем в два раза превышает объём воды в резервуаре. Собственно, для воды места там больше нет. А потому она поднимается вверх, в воздух. Вся, полностью. Сто пятнадцать миллионов кубических метров.

И обрушивается вниз.

На Кассо.

Эта деревня расположена выше всех, ей везёт. Разрушения, раненые, но все живы.

На Эрто.

Она ниже. Триста сорок семь погибших.

На плотину.

Отдадим должное: Карло Семенца был отличным инженером. Плотина стоит. Выдержав нагрузку, в двадцать раз превосходящую ту, на которую была рассчитана, его плотина стоит!..

Но…

Над её гребнем вырастает двухсотпядидесятиметровая волна. Почти километр над уровнем моря. Пятьдесят миллионов кубических метров.

Движение воздушных масс, вызванное падением воды в ущелье по другую сторону от плотины, сравнимо с последствиями атомной бомбардировки Хиросимы. И он, этот адский ветер, устремляется в единственно возможном направлении: к выходу из ущелья. К долине реки Пьяве. К Лонгароне.

А вслед за ним из ущелья, словно из пушечного жерла, со скоростью восемьдесят километров в час вырывается рукотворное цунами…

***

10 октября 1963 года. Ранее утро. Долина Пьяве.

Вертолёты. Множество вертолётов. Редкий случай, когда американские военные базы оказались полезной в национальном хозяйстве вещью. Но воздушная кавалерия опоздала. Через несколько часов газеты выйдут с заголовками: «Longarone non c'è più» – «Лонгароне больше нет».

Спасать здесь было уже некого.

***

Впоследствии Лонгароне будет восстановлен. А вот Эрто и Кассо навсегда исчезнут с карты. Уцелевших жителей – зачастую против их воли – переселят в другие места. Денежную компенсацию от правопреемников SADE они получат лишь тридцать лет спустя.

Тина Мерлин напишет о Вайонте книгу. И будет безуспешно искать для неё издателя. Вклад Тины в расследование причин катастрофы в должной мере оценят лишь после её смерти.

В 1971 году суд признает, что случившееся в Вайонте было не стихийным бедствием, а результатом чреды ошибок, халатности и сознательных преступлений. Осуждён за это, впрочем, будет только один человек, занимавший пост главного инженера в момент аварии. Отсидит он полтора года. Руководитель строительных работ, за несколько дней до катастрофы беззаботно уехавший в отпуск в Америку, совершит самоубийство. Геолог Пента всех перехитрит и тоже умрёт незадолго до суда. Но по естественным причинам. От обжорства, надо полагать.

Долина Пьяве переживёт расцвет. Правительство, пытаясь загладить ущерб, создаст в ней особую экономическую зону, освободив местные предприятия от уплаты налогов. Чем поспешат воспользоваться предприниматели со всех концов Италии.

Плотина Вайонт всё ещё стоит на прежнем месте. Но водохранилища за ней уже не существует. Сегодня это лишь туристическая достопримечательность.

С рассветом дождь прекращается. Удивительно, но в рюкзаке ещё остались кое-какие – почти – сухие вещи. Впрочем, натягивать насквозь мокрые кроссовки при температуре градусов, этак, в восемь тепла всё равно не очень приятно. Оцениваю ущерб. Ссадина на лбу, вроде бы ещё одна на затылке – шляпа, кстати, бесследно испарилась, – разбитая голень, вся ладонь правой руки окрасилась в модный фиолетовый цвет. Кисть гнётся нормально, но вот палку уже не держит. А палка бы ой как нужна. Падения и ночные купания не прошли даром. И снова здравствуй, травматический артрит, целый год не виделись!.. К счастью, на этот раз из строя выбыло только одно колено.

Возможность наконец-то увидеть окружающий пейзаж ничего не добавляет к информации о моем местонахождении. Ковыляю обратно по собственным следам. Ковыляю, ибо, во-первых, больно, во-вторых, по здешнему рельефу быстро передвигаться можно только при условии, что ты либо лось, либо тебе очень-очень страшно. Вчера я тут бежал.

Отрадный факт: с ориентацией в пространстве плохо не у меня, а у указателя. Приют действительно расположен в сорока минутах от него, только не в той стороне, куда он указывает. Двор приюта заставлен джипами и суровыми мужиками, с ног до головы обвешанными верёвками, альпенштоками, топорами, тросами, карабинами, рациями, лестницами, служебно-розыскными собаками и прожекторами. Горноспасатели. У них тут учения, и они исполнены решимости кого-нибудь немедленно спасти, пусть даже и насильно. Где ж вы вчера-то были, дармоеды?!.. За что вам итальянское государство платит?.. Справедливости ради, платит оно только за технику, снаряжение и оборудование. Сами они добровольцы. Ко взаимному удовольствию обеих сторон. Бюджету – экономия, мужикам – железная отмазка.

– Дорогой, сегодня едем к маме!

– Извини, не могу. Мы с друзьями спешим на помощь.

Видимо, отчасти и по этой причине, в этом приюте приюта нет. Есть только ресторан. Хорошо, начинаю выяснять, где ж я тогда могу наконец-то высушиться и поспать? Отвечают. Тут со мной случается лёгкая истерика. Закричал он: «Что за шутки? Я иду вторые сутки, а прибуду я назад, а прибуду я в Лагдеи?!..»

До Лагдеи отсюда чуть больше часа ходьбы по автомобильному просёлку. Радует одно: я ж им врал, когда обещал вернуться. А теперь получается, что соврал, что соврал. Честность – лучшая политика.

Первый, кого встречаю по прибытии, – мой американский друг из Лангирано. Он всё же сумел добраться до Пармы, раздобыл там прокатную машину и вернулся сюда с намерением лезть на гору. Роли поменялись: теперь я сообщаю ему, что это не лучшая идея.

Уже стандартная процедура: очаг – выпустить пар – развесить вещи в сушилке – ужин – кофе с граппой – спать.

С утра куча народа. Маунтинбайкеры. У них тут гонка с финишем на вершине Марманьи. Самооценка падает ниже плинтуса. Я ж в глубине души, пусть чуть-чуть, пусть на сотую долю процента, но воображал себя Райнхольдом Месснером, покоряющим Эверест. А теперь на этот мой Эверест собирается, прямо не слезая с велосипедов, заехать целая толпа в шортиках.

Завтракаем с американцем. Он хочет последовать за велосипедистами, я же планирую идти дальше низом, по автомобильным дорогам. Коррективы в обсуждение вносит начавшийся град диаметром с одноевровую монету. Товарищ по несчастью задумчиво осматривает побелевший пейзаж, сообщает, что намерен предпринять тактическое отступление и предлагает подкинуть меня в Прато Спилла. Учитывая, что колено всё ещё болит, не отказываюсь.