Карина Сарсенова - Дар

Прочь от с кровью одержанной победы.

Прочь от неё.

Он сопротивлялся изо всех сил, но бесполезно…

Последнее, что он увидел через неподвижную раму дверного проёма, была она. Она, застывшая прекрасным изваянием посреди груды мебельных останков.

Прижав руки ко рту, она смотрела на него со смесью ужаса и сострадания.

Так смотрят на безнадёжно больного человека.

Кроме неё, в комнате никого не было.

Прошлое победить невозможно.

Оно жило внутри её души, питаясь ресурсами настоящего и умножая боль будущего.

Она терпела эту боль многие годы.

Терпела, как могла.

Но приходит пора всему измениться.

Её боль должна сменить статус.

Она не принадлежит только ей одной.

Её боль – это слёзы тысяч, миллионов детей.

Слёзы, орошающие подушки.

Её боль – это слёзы матерей.

Слёзы, выжигающие рубцы на не простивших своё предательство сердцах.

Она должна перестать скрывать свои слёзы.

Её мальчик пролил их достаточно, чтобы перестать страдать.

Она найдёт его и вымолит прощение.

Она надеялась, она изо всех сил старалась поверить: он простит её.

Но червь сомнений глубоко окопался в душе.

Сможет ли он простить её, если она никогда не простит себя сама?

Лицемерное прощение не привлекало её.

Лицемерия с неё более чем достаточно.

Вся её жизнь была одним сплошным лицемерием.

Увидев входящую в дверной проём дочь, она вздрогнула.

Вот она, воплощённая ложность её личного бытия.

Воплощение её ненависти к себе и миру.

– Кто-то перевёл мне на счёт два миллиона долларов.

Ярость поднялась девятым валом в ответ на слова дочери.

– Не знаю, кто это. Но я смогу оплатить операцию по пересадке почки!

Она крепко сжала челюсти, сдерживая рычание ненависти.

– А ты станешь бабушкой! С двумя почками выношу и рожу ребёнка!

Титаническим усилием воли ей удалось изобразить улыбку.

Ту самую, что сопровождала её на протяжении всего «удачного» материнства.

Все вокруг восхищались её «идеальной» семьёй.

Муж – известный бизнесмен. Дочь – красавица. Учится на адвоката. Сильная и независимая, сама оплачивает себе обучение, работая визажистом.

Не семья – сказка. Не жизнь – сплошной праздник.

Но никто не знал, даже батюшка, у которого она исповедовалась, что всю жизнь она ненавидела собственную дочь.

Ненавидела за ту счастливую жизнь, которую та жила вместо своего брата.

За выбор, добровольно совершённый однажды и испортивший ей всё отпущенное на Земле время.

За невозможность его отменить.

За сам факт её, более молодого и цветущего женского существования.

За то, что в дочери она каждый Божий день видела отражение себя.

Это несправедливо, что её дочь, рождённая благодаря её жгучей ненависти к жизни с недоразвитой почкой, продолжит род!

Она мечтала оборвать навсегда бессмысленную цепь новых рождений.

Её месть Богу не свершилась.

Да, она еще не познала радости материнства, но всё равно не понимала: как можно до умопомрачения любить своего ребёнка?

Мать буквально душила её заботой.

Гиперопека – вычитала она в психологическом словаре.

Но там же было написано, что чрезмерно заботятся о ребёнке матери, подсознательно его ненавидящие.

Она ещё раз взглянула на тревожное лицо матери.

После озвучивания вести о неизвестно откуда свалившемся богатстве и возможном рождении первенца, та бурчит об осложнениях, об угрозе для жизни матери с пересаженной почкой…

Мать её ненавидела? Чушь… За что?

У них в семье всё благополучно, есть и было…

Или не всё?

Тень мрачной тайны, ощущение давления преследовали её с раннего детства.

Наверное, поэтому она, заблудившись в поисках смысла жизни, едва не угодила в ловушку секты…

Но мать не знает об этом отрезке её подросткового бытия.

Может быть, неудачный роман с на первый взгляд процветающим артистом, на поверку оказавшимся мошенником и сутенёром, тоже был порождением той самой тени…

Хорошо, что она не общается с матерью откровенно. В их семье так принято. Вроде все вместе, но каждый сам за себя.

Одиночество – лучшее место для схоронения всякой тайны.

А вот и ещё одна. Она не поняла, чем привлекла членов одной радикальной организации. Должно быть, секта якобы духовного толка и секта террористическая – две ячейки одной сети.

Но рыбка ускользнула.

Им не удалось влюбить её в подставную утку, красивого азиата.

Ещё чего, станет она отдавать жизнь за будущие миллиарды хитроумных дяденек!

Ни за кого не станет.

Разве что за собственного ребёнка.

Не рождённый, ещё даже не зачатый, он вызывал в сердце странную гамму чувств.

Она любила его. И вместе с тем…

Он откликнулся на зов матери.

Интервью с ней напечатал крупный новостной портал.

Душещипательная история: мать, отказавшаяся от новорождённого сына, спустя годы поняла, что любит его и решилась на открытие сердца всему миру.

Он пришёл просто на неё посмотреть.

Она просила у него прощения.

Он почти простил её, но вдруг…

Вдруг в комнату вошла она.

И реальность вновь уплыла за край горизонта.

Их любовь пребывала за гранью возможности.

Невозможно родным брату и сестре быть в браке.

Последняя возможность любить разбилась вдребезги.

Он обнял мать. Сказал, что простил.

Соврал, как всегда.

Сестру не обнял.

Не смог принять неизбежное.

Дверь закрылась за ним с тихим стуком.

Его серое лицо проступало зыбким маревом сквозь туман её слёз.

Невозможное испытание – потерять ребёнка дважды.

Один раз по своему выбору. Второй раз – по его.

Слова врача долетали до неё обрывками звуков.

Она едва понимала их смысл.

Он убил себя четыре раза.

Выпил упаковку снотворного. Порезал вены. Вколол смертельную дозу героина. Бросился под проезжающую фуру.

Но всё-таки выжил!

– Надо же, словно четыре разных человека пытались совершить суицид!

Интонация заинтересованного наблюдателя. Энтомолог, под огромной лупой разглядывающий редкого мутанта – четырёхголового таракана.

Но это был её сын…

Её сын, проживший четыре такие разные, но невероятно схожие жизни.

Обладая волевым характером в каждой из них, он сумел накопить внушительную личную силу. И выжить в априори смертельных условиях.

Умение выживать оказалось его даром и предназначением.

Она заподозрила неладное, когда после выхода интервью к ней пришли четверо совершено разных мужчин.

Разным было всё: походка, манера говорить, выражение лица.

Но вот взгляд – он был у всех одинаков.

Нет, они не были мошенниками.