Карина Сарсенова - Дар

А вот вид тени двурогой, прицепившейся к его собственной, напугала почти до полусмерти.

Перекрестившись, он кинул опасливый взгляд влево.

Чужая тень исчезла. Но холодный ветер, с внезапной яростью бросившийся в лицо из пекла летней жары, заставил вскочить на ноги и опрометью кинуться вперёд.

Он бежал так, словно на кону стояла сама его жизнь.

Словно это мог быть последний забег по дороге материального мира.

В существование души он верил. Но очень боялся признаться себе, что куда больше верил в существование не Бога, а дьявола.

Потому что никогда не хотел действительно любить сотворимый Им мир.

Но ненавидел с превеликим, почти извращенским удовольствием.

Как можно любить мир, в котором собрано столько страданий и боли?!

И кто является настоящим творцом царящего в мире мрака и хаоса?

Конечно, не Бог.

А он всегда боялся смерти.

И поэтому глубоко в душе давно примкнул к истинному хозяину ада на Земле. К олицетворению смерти. Хочешь победить страх – загляни ему прямо в лицо!

Он не знал лица выбранного им Хозяина.

Но служил ему безотказно.

А это было лёгкое и приятное служение! Играть в любовь, притворяться праведным.

Наращивать гордыню.

Наслаждаться запретными плодами мира под прикрытием благих дел.

Но вот только он не понимал, отчего сегодняшний путь был настолько труден.

Обычно каждый новый день оказывался легче и приятнее предыдущего.

Хозяин отвернулся от него?

За что?

Сердце разрывалось от ужаса при каждом новом спотыкании.

Что-то идёт не так.

И чтобы вернуть вдруг утраченную благосклонность Хозяина, он был готов совершить любое деяние.

Зло во имя блага.

Справедливо. В этом мире у каждого своя правда и у каждого своё благо. Как и зло каждый понимает по-своему.

Хаос и тьма – удел мира эгоизма и бесконечного самооправдания.

Учитель накажет его, непременно накажет. Предвкушение сладостной боли гнало его вперёд.

Он сделает своё дело. Так же небезупречно, как и раньше.

Так же наказуемо. Предсказуемо наказуемо.

Зона личного комфорта, из которой он ни за что не желал выбираться.

Даже под угрозой по-настоящему болезненного наказания. Особенно по этой самой причине.

Почему? Иногда физическое насилие лучше всего прочего помогает подавить боль душевную.

А душой он не любил болеть никогда.

Душа у него есть, он это чувствовал. Но отчего-то она постоянно проявлялась только в моменты наивысшего страдания.

Он устал от страдания. Он заслужил место в Раю.

И он всё сделает, для того чтобы обрести своё законное местечко в обители вечного наслаждения.

Разве он не заслужил, ценой верной и многолетней службы, подлинного наслаждения?

Места, где боль и страх, эти вечные тени его бытия, растворились бы в прошлом без остатка.

Места, где он бы смог, наконец, стать и быть просто самим собой.

Тем, кто наслаждается чужой болью и кровью.

Воистину, он заслужил возможность кайфовать от власти над жизнью соседнего существа.

Он заслужил право на разрушение другой жизни.

Смерть – его исконное право.

И он намеревался с безжалостным успехом применять заслуженное право на слабейших телом и духом, ничтожных и ненужных людях.

Смерть раньше всего забирает невразумительных и слабых духом.

А он сам собирался жить и жить.

За счёт этих неудачников, разумеется.

Со сцены он увидел её. Вдруг. Вдруг душа осветилась столь яркой вспышкой света, что на мгновение ослепла.

А когда он вновь обрёл способность видеть, она по-прежнему сидела перед ним.

Но не одна.

Трое мужчин окружили её присутствие стеной непрозрачной тьмы.

Двое по бокам и один впереди.

Тот, что впереди, мешал лицезреть её больше других.

Он, вернее, его тень, притягивала внимание игрой волшебных цветов.

А её лик пропадал, растворялся в обманчивой игре создаваемых им переливов.

Вдруг, взглянув прямо на него, мужчина перекрестился.

Другой, подхватив эстафету, сложил руки в просящей молитве.

Третий обнажённо-недобро усмехнулся и скрестил руки на груди.

По телу пробежала, карябая кожу острыми коготками, дрожь дурного предчувствия.

Все трое мужчин были откровенно фальшивыми. Но, кажется, сами не замечали щедро источаемой неискренности.

Он единственный случился настоящим среди них. Настоящим мужчиной, Настоящим другом. Настоящим человеком.

Он с нарастающим волнением вглядывался в девушку в партере.

Никогда за всю свою жизнь он не видел столь живой и интересной собеседницы.

Да, они молчали, глядя здесь и сейчас друг на друга.

Молчали их тела. Но их души вели оживлённую и полную искренности беседу.

Даже если бы он захотел, не смог бы пересказать дословно содержание их разговора.

Но уцепил сознанием, сохранил в памяти и оживлял вновь и вновь одну и ту же фразу.

Одну её фразу.

Лишь одну.

«Спаси себя, и тем самым ты спасёшь всех нас».

И он ринулся спасать локально очерченное Мироздание.

А разве возможно было поступить иначе?

Нет.

Вот и он поступил по-своему. Как положено.

Грянула музыка. На секунду сердце остановилось, но, подхваченное ритмом сбалансированного звукового хаоса, бешено забилось снова.

Он протёр глаза, едва не выронив микрофон. Не беда, фонограмма не сфальшивит.

Бросил в зал ищущий взгляд. Судорожно сглотнул.

Открывал и закрывал рот автоматически, подчиняясь годами усовершенствованным рефлексам. Звучит музыка – двигай губами.

Он и двигал губами и глазами. Однако картинка не менялась.

Девушка сидела в кресле в окружении пожилой дамы и не более юного джентльмена.

Никаких агрессивно настроенных по отношению к нему мужчин в радиусе действия её парфюма он не отметил.

Как и положено, скорее отыграл, чем отпел, первую часть концерта.

Собрал зрительскую дань в виде роскошно недорогих букетиков коматозных цветов.

Удалился в сомнительный уют разношенной габаритами известных и никому не ведомых артистов гримёрки.

Плеснул в стакан столовую ложку оливкового масла вкупе с одной, двумя… да кто их, в конце концов, считает?! ложками грузинского коньяка.

Выдохнув, одним махом влил в себя это чудодейственное средство для восстановления голосовых связок. Кому какая разница, пел он вживую или вживую лишь изображал пение?!

Открыл дверь, намереваясь пройти к сцене в ожидании своего выхода после танцевального номера.

И увидел его.

Он стоял возле двери напротив и тихо плакал. Услышав скрип несмазанных петель, обернулся.

На его лице светилась улыбка счастья.

Холодный пот прошиб наблюдателя.