Андрей Жвалевский - Грабли сансары

Бабушка сдержала порыв выскочить и устроить скандал. Она медленно разделась и направилась к телевизору.

Месть – блюдо, которое следует подавать холодным. Как холодец. Галина Дмитриевна всю жизнь славилась своими холодцами. Нужно только все хорошенько обдумать. Ничто так не освежает мозги, как хороший сериал.

Бабушка нажала на пульт. Телевизор заработал, но на экране был только «белый шум». Она пробежалась по каналам. Везде то же самое.

Это убедило ее в решимости придумать что-то особенное.

Ждать Галина Дмитриевна умела. И она таки дождалась прихода Богдана Семеновича с работы. Когда он вошел в тамбур, распахнула дверь и двинулась на него, угрожающе выпятив подбородок.

– Ну что, – грозно произнесла она, – будем от ответственности бегать? Будем сыночка от тюрьмы отмазывать?

Богдан Семенович обернулся. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Как воспитывать, так тебя не было, а сейчас, значит, скрываться будем?

Богдан Семенович поднял бровь и потянулся к телефону.

– Ну звони, звони… – сказала бабушка, – поговори напоследок…

– Алё, Аня, – сказал в телефон Богдан, – у нас есть место в психиатрии? Нет, не буйная. Возраст? Сколько вам лет?

Галина Дмитриевна втянула в себя воздух.

– Что? – спросила она.

– Я возраст ваш спросил, – сказал Богдан. – Вылечить совсем не обещаю, но на людей кидаться перестанете. У нас хорошее отделение. Возраст?

– Что?! – возмутилась бабушка.

– Я думаю, лет семьдесят пять, – сказал Богдан в трубку.

– Мне шестьдесят семь! – возмутилась Галина Дмитриевна.

– Плохо выглядите, – сказал Богдан, – мешки под глазами. И их цвет мне не нравится. Но почки там проверят.

Богдан, прижав трубку к уху, открыл дверь.

– За вами прислать санитаров или вы сами поедете?

– Что?

Бабушкино лицо налилось кровью.

– И давление у вас пошаливает, – сказал Богдан.

– Да я вас, да я у вас…

Галина Дмитриевна начала надвигаться на Богдана, пытаясь войти в квартиру. Но наткнулась на железный взгляд.

– Я вас не приглашал, – сказал Богдан, – соберете вещи, позвоните.

Дверь в квартиру захлопнулась, бабушка осталась в тамбуре.

Богдан Семенович обнаружил Асю на кухне, она жадно пила воду. Покосилась на хозяина, налила из кулера еще один стакан и выдула его вслед за первым.

– Эта безумная старушенция, – Богдан Семенович не стал тратить время на приветствия, – твоя бабушка?

Ася хмуро кивнула, налила еще стакан и принялась за него. Правда, пила уже спокойнее.

– Она всегда была такая? – Хозяин квартиры уселся за стол. – Или по поводу?

– Всегда, – коротко ответила Ася и попыталась скрыться.

– Погоди! – приказал Богдан. – Твоя бабушка всем мешает. Нужно понять, как нейтрализовать ее с минимальными потерями. Поэтому рассказывай про нее все, что знаешь.

Ася недовольно села и начала рассказывать. Про то, что бабушка всю жизнь ненавидела маму. Что была против рождения Аси («Сначала Леше надо карьеру построить!»). Причем была против до такой степени, что, когда мама отказалась делать аборт, бабушка выперла их из своей квартиры. Идти им было некуда, пришлось что-то снимать, а мама вынуждена была работать в цветочном ларьке. Лет десять мама с бабушкой не разговаривали, а потом у Галины Дмитриевны случился сердечный приступ, она уговорила привезти ей в больницу внучку. Посмотреть перед смертью. Смерти не случилось. А общение возобновилось. Но лучше бы нет.

Богдан Семенович слушал с профессиональной выдержкой, у него был большой опыт по выслушиванию женских жалоб. Он знал, что в потоке сознания бедных больных всегда есть важная для эпикриза информация.

Ася расслабилась и говорила горячо и искренне, как с подружкой:

– Вот чего она к нам лезет? И все время гавкает, гавкает… Папа ее боится, мама гавкает в ответ. А ей как будто этого и надо!

– Я все понял, – неожиданно сказал Богдан Семенович, – спасибо!

Ася остановилась на полуслове и растерянно заморгала. «Чего это я разоткровенничалась? – подумала она. – Гормоны, наверное!»

Она выскользнула из кухни.

Богдан Семенович достал телефон и набрал сына:

– Гриш, ты скоро домой? Окей. Имей в виду, на тебя может наброситься безумная старуха… Асина бабка. Запомни, что нужно делать…

Выпив всю валерьянку в доме, бабушка поняла, что нужно атаковать слабое звено. Самого растлителя. Папашку сопливого.

Она ждала его у подъезда, на скамеечке. Думала, будет скучно, но очень скоро рядом с ней уселась седенькая, но бодренькая соседка.

– Ломит чего-то, – сообщила она, – опять похолодает, видно.

Через полчаса они знали все друг о друге: болезни, родственников, что растет на даче, какие сериалы стоит смотреть. Узнав, что Асина бабушка приехала издалека, соседка удивилась:

– И чего тебя, Галина Дмитриевна, к нам принесло? Сажать же уже скоро.

Галина Дмитриевна протяжно, с переливами, вздохнула и призналась:

– Ох, Варвара Леонидовна… тут такое дело… Только между нами, ладно?

И изложила свою версию реальности: якобы она узнала о беременности внучки и сразу примчалась решать проблему. А тут просто содом и гоморра. Матери на Асю плевать; Асин папа под пятой у жены, пикнуть боится; в школе полный развал воспитательной работы; отец насильника Гришки оказался хамом и практически маньяком…

Варвара Леонидовна охала и поддакивала. Как-то незаметно разговор перешел на коррупцию и ситуацию в Сирии. Асина бабушка так увлеклась, что едва не проворонила цель. Хорошо, что соседка толкнула ее локтем и прошептала:

– Смотри!

Гриша почти добрался до подъезда, Галина Дмитриевна бросилась на него коршуном.

– Ну все! – кричала она. – Допрыгался! Насильник! Извращенец! Леонидовна! Вызывай милицию!

Соседка часто закивала, но за телефоном не полезла – зато смотрела во все глаза и слушала во все уши.

– А, – понял Гриша, – вы Асина бабушка. Здравствуйте!

– Он еще хамит мне тут! Леонидовна! Да звони уже в милицию! Я его держу!

И действительно вцепилась в Гришину руку. Варвара Леонидовна затаила дыхание. Это было покруче любого сериала. А Грише вдруг стало смешно.

– Во-первых, – сказал он, широко улыбаясь, – давно уже не милиция, а полиция!

– Тебе от этого легче не будет, насильник!

– Во-вторых, никакого насилия не было. У нас все по любви…

– Растлитель малолетних!

– В-третьих, мне самому восемнадцати еще нет, да и, в-четвертых, шестнадцать лет – возраст согласия…

Бабушка Аси чувствовала, что жертва ведет себя неправильно, но что она могла поделать? Разве что вцепиться в этого негодяя посильнее. Это подействовало: наглая ухмылка исчезла с лица гаденыша, появилась гримаса боли.