Андрей Жвалевский - Грабли сансары

– Черт, забыл геометрию… Ладно, спишу, она третьим. Надо было доклад по биологии… Ай, потом…

Ася наблюдала за ним из-под ресниц. Это было так необыкновенно. Так прекрасно. Так волнующе.

Ася пошевелилась в постели, и Гриша отреагировал мгновенно. То есть его тело отреагировало.

– Ну и как мне теперь из комнаты выйти? – возмутился он.

Но Ася поняла, что возмущается он показушно. Скорее, радуется. Или хвастается.

– А бабушка к вам надолго? – спросил Гриша, надевая самую просторную и длинную майку, которую только смог найти.

Ася пожала плечом.

– Хорошо бы подольше, – хмыкнул Гриша. – Все, я ушел.

Ася шла по школьному коридору и думала. То есть пыталась думать. То есть она надеялась, что хотя бы со стороны кажется, что она о чем-то думает.

Она раз за разом прокручивала в голове вчерашний вечер и сегодняшнее утро. И пусть было стыдно и страшно выходить после такой ночи в чужую квартиру, но счастья все равно было больше. Подкрашенная и причесанная тетя Вероника ее покормила. Все было немножко как в кино. Яркий желток глазуньи на белой тарелке и глазурованная блестящая чашка с молоком. Гришина мама в пеньюаре. Ася удивилась тому, что она вспомнила слово «пеньюар», вживую она его никогда не видела.

Заскочила мама. Принесла вещи и школьную сумку. Вероника предложила ей кофе и круассан. Но этот кофе с круассаном маме не шел. Она была, как обычно, всклокоченная и мятая.

Когда-то Ася пыталась ее упрекнуть в том, что она выглядит как торговка на рынке.

– Так я и есть торговка на рынке, – отрезала мама, – и ты за эти деньги жрешь.

Больше Ася маму не критиковала. Но сейчас ей опять было стыдно вспоминать, как мама залпом выпила кофе из тонкой чашки и сжевала круассан, как будто он банальная булочка.

Но Ася уже как будто не имела отношения к маме. Мама как будто пришла в гости к ней. А у Аси пеньюар и круассан. И все хорошо.

Даже английский, который Ася ненавидела всей душой, прошел мило и спокойно. Англичанка пыталась наехать за ненаписанное сочинение по Конан Дойлу, а Ася, у которой в голове все путалось, согласилась отвечать устно и неожиданно для самой себя пусть и коряво, но пересказала серию «Шерлока», которую недавно пересматривала с субтитрами. Ей не нравилась русская озвучка. И первый раз за учебный год англичанка не орала, не язвила и не поправляла ее через слово, а выслушала, посмеялась вместе с группой и поставила четверку. А потом принялась рассказывать, что смотреть кино на английском – это прекрасный способ выучить язык, и весь урок вспоминала, как во времена далекой молодости доставали фильмы, и в каком ужасном качестве их смотрели, и как ценилась дружба с однокурсником, у которого папа из загранки привез чуть ли не единственный в городе видеомагнитофон.

Первый раз в жизни Ася стала любимицей группы. В этот день больше никого не спросили.

Еще пару недель назад Ася млела бы от счастья, если бы к ней подошли одноклассники и сказали «спасибо». А тут Настя из «Три А» заметила, что последнее время Ася прекрасно выглядит. А потом они вместе обсудили платье. Ася терпеть не могла платья как класс, но сегодня вещи ей собирала мама и выбора не было. А Алина сказала, что оно ей очень идет. А Ася только улыбнулась. И тут из-за поворота показался Гриша. Перед тем как убежать в школу, Гриша на пару минут заскочил в комнату, чтобы надеть рубашку и штаны. И вот он идет в этой самой рубашке и штанах. И Ася знает, какое у него нижнее белье. И даже больше.

У нее мелькнула безумная мысль рассказать об этом одноклассницам, но Гриша ей улыбнулся, и мозги у нее отшибло окончательно. Это ее тайна. И она не хочет ее расплескать.

Ася ждала, что Гриша, как обычно в школе, пройдет мимо, но нет. С хитрющей улыбкой он подошел и шепнул ей на ухо: «А я знаю, какое у тебя нижнее белье!» И Ася не смутилась, а, наоборот, расхохоталась так, как не смеялась никогда.

– Не поверишь, но я только что думала о твоем, – шепнула она ему на ухо.

– До вечера! – ответил Гриша и подмигнул. И отошел под изумленные взгляды своих друзей и потрясенные взгляды Асиных одноклассниц.

– Это твоя? – донеслось до Аси. – Ничё се!

Ася знала, что это про нее. Но еще счастливее стать просто не могла.

Ася подумывала сказаться больной и смыться с последнего урока. Потом посмотрела на себя в зеркало и поняла, что изобразить страдание не получится. Да и неохота. Осталась.

И зря.

В самом начале урока ее вызвали к завучу. Это само по себе не предвещало ничего хорошего, а уж когда она увидала бабушку, настроение испортилось окончательно.

– Ну что, Самохина, – устало сказала завуч, – оказывается, ты у нас… взрослая совсем, да?

– Вы тут вину не перекидывайте! – взвилась бабушка. – Вы недосмотрели! Почему классный руководитель ничего не предпринял? Где воспитательная работа? Где психологи?

– Воспитательная работа ведется, – монотонно, видимо уже не в первый раз, сказала завуч. – Я вам показывала отчеты. В том числе и лекция об опасности ранней половой жизни…

– Знаю я эти ваши лекции! – Бабушка, которая всю жизнь проработала завхозом, могла ругаться часами, не теряя запала. – Разврат сплошной! Только интерес разжигаете! Нездоровый!

– Слушайте, – не выдержала Ася, – вы же все равно между собой отношения выясняете. Можно я пойду?

Две пары строгих глаз попытались прожечь в ней дыру, но Ася вдруг поняла, что ей не страшно. Неприятно, тошно, но ноги, как обычно, не подкашиваются.

– Погоди, – пообещала бабушка недобро, – и до тебя доберемся.

Ася почувствовала прилив бесстрашия.

– Я тогда сяду, – заявила она и опустилась в кресло, – мне в моем состоянии стоять вредно.

Это был правильный троллинг. Бабушка и завуч разом распахнули рот, чтобы отчитать зарвавшуюся девчонку. И тут же захлопнули, потому что не орать же на беременную. А вдруг у нее выкидыш будет, кто тогда виноват окажется?

– Это гормоны, – первой пришла в себя завуч, – не обращайте внимания.

– Точно! – согласилась бабушка. – Гормоны. И мозгов с гулькин нос!

– Ничего, сейчас родители придут! – нагнетала завуч. – Я вызвала! А пока сиди там и молчи!

Пока завуч с бабушкой обсуждали распущенность и инфантильность нынешнего поколения, Ася размышляла: «Ладно, сейчас мама придет и их построит… Эх, хорошо бы Богдана Семеновича сюда, они бы не пикнули… Но не сдавать же ради этого Гришку».

Пришел папа.

Завуч с бабушкой набросились на него с упреками во всем сразу.

Он покорно согласился.

Они объявили, что нынешняя молодежь лишена идеалов.

Алексей Ульянович с готовностью поддержал.

Завуч и бабушка, понемногу теряя запал, высказали претензии к моральному облику, а заодно и к внешнему виду.