Андрей Жвалевский - Грабли сансары

– Ладно, – окончательно успокоился босс, – это все лирика. Я чего приехал… Мне один вопрос покоя не дает.

Веник неожиданно подался вперед и вцепился в Гришину руку:

– С кем она ребенка нагуляла? Кто отец?

– А зачем тебе? – с трудом проговорил Гриша.

– Ноги повыдергать! Обоим! – брызгал слюной Веник. – Закопать!

Гриша понял, что ему дико, физиологически страшно. Ужас, как огромный пузырь, наполнял его изнутри, мешая дышать.

– А раз ты у нее такой друг-благодетель, – продолжил Веник, все больше распаляясь, – давай ты у нее выспроси! Подгадай момент… не знаю… Подпои! Она пьет сейчас?

Гриша покачал головой. Пузырь продолжал раздуваться.

– Жаль. Ну тогда любовь изобрази… Короче, придумай чего-нибудь!

– Я… Я не знаю.

Веник резко отодвинулся.

– Не знаешь? А во сколько мне обходится тебя кормить тут, знаешь? Ты мне по гроб жизни обязан, понял?

И тут же заговорил тихо, по-приятельски:

– Гришка, мы же с тобой с детского сада… На танцы эти дурацкие вместе ходили. С гопотой дрались… Помоги! По-братски.

Приятельский тон выходил у него паршиво. Отучился Вениамин Владимирович говорить этим тоном.

– Я… не… – Пузырь перекрыл горло, мешал говорить. – Я…

– Понятно, – скривился Веник. – Ну, значит, пойдем другим путем… Более болезненным.

И вдруг Гришу отпустило. Пузырь лопнул. И ему стало все равно.

– Я отец.

Веник наморщил лоб, пытаясь понять, что там бормочет друг детства Гришка.

– Я, – повторил Гриша, – отец ребенка Ули.

Стало очень тихо. Пузырь страха, который вроде бы лопнул, снова начал раздуваться в районе солнечного сплетения.

– Если это опять твое тупое благородство… – начал Веник.

– Можем сделать генетическую экспертизу, – перебил его Гриша.

Веник пошевелил челюстью, явно что-то высчитывая в уме.

– Ладно, – сказал он, поднимаясь. – Я тебя услышал.

И вышел.

«И это все? – обрадовался Гриша. – Он просто ушел?»

Но радость получилась хиленькая.

Гриша позвонил Ульяне и предупредил, чтобы дверь никому не открывала. Потом понял, что этого недостаточно, и рванул к ней.

Уля тоже боялась. Поэтому не спорила, быстро побросала в две большие сумки самое необходимое, схватила Костика и села в машину.

– Пока он в городе, поживешь у меня, – сказал Гриша, – потом будем думать, что делать. В этой квартире тебе оставаться нельзя.

Ульяна кивнула. Костик закапризничал. Гриша еще никогда не видел его в таком состоянии: он выгибался, месил ногами и безобразно орал. Ульяна сидела как неживая.

– Все будет хорошо, – сказал Гриша, – я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем.

Костик со всей дури зарядил рукой Уле по лицу. Она заплакала. Как показалось Грише, с облегчением нашла повод, чтоб заплакать.

Дома Гриша был крайне лаконичен.

– Мама, – сказал он, – я тебя очень прошу, все вопросы потом. Сейчас просто нужна помощь. Это Уля, это Костик. Пока она поживет здесь.

Мама застыла. Мама смотрела на Костю.

– Пока? – спросила она.

– Мама, – взмолился Гриша, – все потом. Я объясню. Но сейчас мне нужно вернуться на работу, а Костика нужно уложить спать.

Уля проскользнула в комнату Гриши, и он закрыл за ней дверь.

Вероника стояла в коридоре. Она была очень бледна.

– Это твой сын, – констатировала она.

Гриша собирался сказать об этом позже, он не ожидал, что мама окажется такой прозорливой.

– Вылитый твой отец, – сказала она, – одно лицо.

– Дверь не открывайте, – предупредил Гриша. – Никому.

Плохие предчувствия Гриши сбылись полностью, и даже больше. Когда он добрался до офиса, Веник оттуда уже уехал.

В Гришином кабинете сидел Михаил. Он же сообщил, что Гриша уволен и в течение дня должен сдать ключи от квартиры и от машины.

– Вениамин Владимирович вообще-то сказал забрать немедленно, но я… – тут Михаил закашлялся, – я так не могу. Ты ко мне по-человечески относился. Не то что… Короче, беги к банкомату, сними наличку с карты, сколько лимит позволит, через пятнадцать минут я ее заблокирую.

– Что еще сказал Вениамин Владимирович? – спросил Гриша.

– Тебе лучше этого не знать, – сказал Михаил.

Вещей у Ули было немного, но и они заняли большую часть Гришиной комнаты. Но и за ее пределами идеальный распорядок, установленный Вероникой, был безвозвратно уничтожен. Гриша весь день бегал по делам Ули и Кости, а когда мама попыталась угостить его пирогом с грибами, схватил два куска и побежал, разбрасывая крошки, кормить эту нахлебницу. Даже не поблагодарил и не извинился.

А потом случился форменный разгром. Уля выскочила в аптеку, и Костя вырвался на оперативный простор через неплотно прикрытую дверь. В гостиной он столкнул со столика вазочку. Гриша даже не подумал отчитать наглого мальчишку. Наоборот, подхватил его на руки и запричитал:

– Ой, ты не порезался? Давай я тебя унесу отсюда, пока бабушка уберет.

Вероника начала демонстративно пить сердечные капли и раздраженно закатывать глаза. А потом достала из шкафа засаленную колоду и принялась раскладывать какой-то грандиозный пасьянс – осколки, кстати, не убрала. Уля, когда вернулась из аптеки, сразу все поняла, извинилась и быстренько подмела. Вероника в ее сторону даже не посмотрела. Пасьянс у нее упорно не складывался.

Но больше всего Гришу расстроила реакция отца, когда тот вернулся домой и узнал, что Уля и Костя будут теперь жить в его квартире.

Гриша пытался все объяснить. Но Богдан Семенович угрюмо поужинал и ушел в спальню, не дослушав.

– На второй круг пошел, – сказал он мрачно.

Ночью Гриша лежал на полу и смотрел в потолок. Костик еле заснул, и замученная Уля вырубилась вместе с ним. Маленький мальчик занимал всю постель, Уля примостилась на краешке. Грише места не осталось.

Гриша напряженно думал. О том, что нужно где-то жить, нужно искать работу, потому что опять сидеть на шее у отца – лучше застрелиться. И еще о том, как может друг детства превратиться в монстра и как далеко зайдет его месть.

«На второй круг, – вспомнил он отца. – Интересно, на второй круг чего?»

И сразу как обожгло: в памяти всплыли Улины слова про колесо сансары. Неужели отец имел в виду то же самое? Неужели Гриша и правда пошел на второй круг? Это уже не колесо сансары, а грабли какие-то.

Грабли сансары.

Гриша посмотрел на спящую Улю.

«А что я могу? – думал он. – Жениться на ней? Всем только хуже будет. Да и вообще, женятся люди или по любви, или по расчету. А тут…»

Потом почему-то вспомнился тот день, когда… в общем, когда был зачат Костик. Никогда раньше Гриша не вспоминал, как оно тогда было, а тут вдруг нахлынуло. Было хорошо.

Это не значило, что у них прямо любовь, но ведь что-то это означало? Совместимость на гормональном уровне? Какая-нибудь еще научная хрень? Но кто женится только потому, что однажды у тебя был классный секс?