Кэти Макгэрри - Скажи, что будешь помнить

Элль как будто читает мои мысли – облизывает губы. Как будто хочет, чтобы я перенес эту фантазию в реальность. Она уже развернулась ко мне. И я развернулся к ней. Наши плечи соприкоснулись. Наши груди разделяли сантиметры. Нас влекло друг к другу как магнитом. Оставалось только уступить, поддаться этому влечению.

Кровь стучит в висках, и… дверца снова хлопает, и Элль вздрагивает и подается назад, от меня. Парень с пистолетом поднимает какую-то коробку с заднего сиденья и, пошатываясь, бредет к воде.

– Что он делает? – шепотом спрашивает Элль. Я не знаю, но наваждение уже рассеялось, уступая наползающему туманом беспокойству.

Элль кладет руку мне на плечо, и сердце мгновенно словно прыгает с обрыва. Моя паника передается ей.

– В коробке что-то живое. – Ее слова тяжеленным ядром бьют меня в грудь. Она делает шаг вперед, и я хватаю ее за запястье и тяну назад. – Надо помочь.

– Он пьян в хлам. – Элль прекрасна, но и импульсивна. Опасная комбинация. – Выйдем, и он выстрелит.

Плеск воды. Коробка падает в озеро, и к горлу подкатывает тошнота. Коробка еще плывет, но уже понемногу тонет.

– Надо позвать полицейских, – шепчет Элль. – Их много в отеле.

Но ее глаза говорят о другом. Она понимает, что полицейские опоздают, и то живое, что заперто в коробке, обречено.

Я согласно киваю, и Элль достает сотовый и касается экрана.

Мотор урчит, оживая, из-под задних колес летит песок. «Шевроле» неуклюже отползает от озера и набирает ход. Сердце мечется в груди, стучит в ребра, и я срываюсь с места. Бегу, перепрыгивая через поваленное дерево, прорываюсь через кусты. Элль не отстает.

Коробка вздрагивает, душераздирающий вой разносится над озером. Она погрузилась уже наполовину. Я стаскиваю через голову рубашку, сбрасываю на ходу обувь и прыгаю. Вода ледяная, и воздух вылетает из легких, но я плыву.

Коробка почти скрылась из виду.

– Хватай ее, Дрикс.

Рывок… и коробка уходит в темноту. Я глотаю воздух и ныряю. Бью ногами, глаза открыты, но вокруг черно. Рука касается чего-то плотного. Я подсовываю руки снизу и поднимаю.

Теперь коробка над водой, но сам я погружаюсь. Озеро глубже, чем я думал, и приходится работать ногами.

То, что внутри, смещается, и коробка наклоняется. Что там? Поддерживаю ее плечом и, загребая одной рукой, плыву к берегу. Промокшие джинсы сковывают движения и тянут вниз. Элль входит в воду и бредет мне навстречу. Легкие горят, но тут правая нога касается дна, и Элль, подавшись вперед, подхватывает коробку.

Бреду к суше. Элль уже на берегу, рвет запечатывающую коробку клейкую ленту.

– Только не умирай… пожалуйста, не умирай… пожалуйста…

Голос глухой, густой от горя, и я понимаю, что не должен позволить ей открыть коробку. Не должен позволить ей увидеть то, что внутри. Она рвет последний кусок, и я выхватываю коробку и, отвернувшись, снимаю крышку.

– Господи, – выдыхает Элль, и это звучит, как мольба, как молитва. – Господи! Как так можно? Зачем люди так делают?

В уголке коробки мокрый комочек шерсти. Неподвижный. Я опускаю голову с молчаливым проклятием. Не надо было отпускать того ублюдка. Плевать на опасность, надо было догнать, дать по роже, чтоб облился кровью. Вырубить. Отделать так, чтоб и имя свое забыл.

Будь я наполовину таким, как год назад, так бы и сделал. Сейчас же мне и думать неприятно, что такой сценарий промелькнул в голове.

– Что там? – спрашивает Элль.

Мои ошибки, вот что.

Она обходит меня, и я пытаюсь закрыть коробку, но Элль тянется к ней, и наши руки сталкиваются.

– Не надо, – говорю я, но она не слушает. Похоже, она никогда никого не слушает. Делает, что хочет и когда хочет, и даже не думает о последствиях, от которых ей самой же будет хуже.

– Нет.

Она достает животное из коробки, и ее горестный стон повергает меня в отчаяние. Обессиленный, я сажусь на землю. На глаза наворачиваются слезы.

– Мне так жаль, что мы не спасли тебя, – шепчет Элль. – Так жаль.

Жаль и мне. К горлу подступает комок. Я тру ладонями лицо.

– Извини. – Я откашливаюсь, но это не помогает. – Извини, Элль.

– Дрикс, – тихонько говорит она, но я не смотрю на нее. Не хочу видеть разочарование на ее лице. Не могу жить таким неудачником. – Дрикс, щенок… он жив.

Я: Иду.

Дрикс: Дверь открыта.

Мы с Дриксом обменялись номерами. Забавно, что такая маленькая победа воспринимается как волнительное приключение. Я официально плыву на облаке. Даже с учетом того, что номер он попросил только из-за контрабандно доставленного щенка.

Между нашими комнатами две другие. Дверь в его номер закрыта, но не плотно. Родители ясно дали понять, что я должна держаться от него подальше, и если меня поймают, то, образно говоря, сварят в кипятке. Меня также уведомили, что приводить бродячих собак строго запрещено. От меня ждут образцового поведения и никакой лжи по умолчанию. Пока получается не очень, но с этим я разберусь завтра.

Шансы я взвесила. Меня скорее обнаружат в моей комнате со щенком, чем засекут крадущейся в номер Дрикса. Повидать песика и провести какое-то время с Дриксом, это определенно стоило риска.

Дверь действительно была чуть приоткрыта, и я, прежде чем войти, тихонько постучала, а переступив порог, прижалась к ней спиной. Адреналин гулял по венам, и меня трясло. Я пришла к парню в номер, и мы были одни. Со мной такое случилось впервые, и под кожей как будто бегают мурашки.

– Дрикс?

– Сюда.

Иду через прихожую, мимо ванной и… На большой двуспальной кровати, рядом со свернувшимся комочком чудным черно-белым пушистиком, вытянулся Дрикс. Телевизор включен, подушки собраны горкой, и Дрикс, откинувшись на них, смотрит телевизор. Рядом, на своей собственной подушке, спит щенок.

Такой милый песик. Но мое внимание на весь миллион процентов привлекает не он, а Дрикс. Свежий, только что из душа. Влажные русые волосы торчат во все стороны бесподобными пиками, как будто он едва коснулся их и сотворил идеал.

А эта обнаженная грудь. Матерь Божья на небесах! Дрикс не надел рубашку. Джинсы на нем, потому что если бы и их не было, я бы залилась краской и, наверное, врезалась в стену, потому что трудно подсматривать, когда стараешься не смотреть, а не смотреть невозможно. Дрикс – увидеть и не оторваться. Глаз не отвести. Рельефно очерченные мускулы, поджарый живот, загорелая кожа – одним словом, красавчик.

– Как он? – спрашиваю я.

– После того, как обнюхал все в комнате? Притомился.

Разбуженный голосом Дрикса, щенок поднимает голову, и мое сердце тает. У него забавные крохотные ушки, а на мордочке любознательно-растерянное выражение. Я опускаюсь на колени у кровати и протягиваю руки.

– Привет, дружок. Ты как себя чувствуешь?